– Так. Где живет этот Джол? – я решительно поднялся. Времени терять было нельзя.
– На соседней улице. Третий дом… Да мы проводим! – спохватился рыжий, увидев мои нахмуренные брови.
И мы пошли.
Джол оказался плотным коротышкой с ухватками настоящего крестьянина. Лет ему было немногим больше, чем тем двоим. Парни вкратце посвятили его в суть дела и почтительно удалились, оставив нас наедине.
Я присел на дубовую колоду, жестом предложив приступить к рассказу, и Джол начал:
– Так вот, господин. В тот день я, как и собирался, запряг Мульяну, на рынок чтоб ехать. На рынке дела у меня были: кое-какой товар посмотреть, да мешка три картошки свезти на продажу…
– Нельзя ли поближе к сути? – перебил я.
– Так я ж и передаю самую суть, все по порядку, как было… Запряг я, значит, Мульяну…
Я сжал зубы и приготовился выслушать пространнейшее повествование с подробным перечислением всех действий, которые совершил в тот день мой достойный собеседник. Кое-как, с великим трудом, мы добрались до середины рассказа.
– …И аккурат у этого проклятого моста она встала. Она всегда там становится, когда от дома едем. В сторону дома – ничего, оно и понятно, всегда домой торопится. А вот наоборот… Я и угрожал, и уговаривал: «Мульяночка, милая…» А она стоит – и ни в какую! Что делать? – Слезаю с телеги, чтобы под уздцы ее перевести. И тут слышу – топот дикий. Едва успел посторониться – проскакал мимо меня всадник в черном, ну, из этих, вы знаете, господин, – он опасливо огляделся, —
– Их все больше сейчас появляется в наших местах. В шлеме шипастом, за спиной плащ, как из паутины. И духом таким нехорошим от него потянуло… А за ним – другой всадник на огромном коне вороном. Ох, и конь здоровущий! Копыта – как тарелка каждое. И на щите у рыцаря какой-то странный узор – не узор: цветы черные, вроде как. Шлем, словно зеркало, горит. А рука в перчатке стальной уже к мечу тянется… Прямо за мостом настиг он того, черного, и завязалась меж ними драка. Жестокая такая рубка. Я встал, как дурень, смотрю. А тут снова топот: еще четверо в черном летят, на подмогу, значит. Один как гаркнет: «С дороги!» И мечом меня по голове. Повезло, что плашмя. Но сознания я лишился. Не знаю, сколько так пролежал. Глаза открываю: моя Мульяна надо мной склонилась, мордой мягкой в лицо тычет: просыпайся, мол, хозяин, ехать пора. Я встал и сразу все вспомнил: и погоню дикую, и бой за мостом… Эх, неравная была битва, пятеро на одного. «Жалко парня», – подумал. Сел в телегу, вожжи подобрал; лошадка моя сама тронулась, без понукания. Переезжаю я мост – и что же я вижу? – Пять всадников черных изрубленные насмерть лежат! А того рыцаря на вороном коне не видать нигде и следа. Неужто уцелел он один против пятерых и всех пятерых положил? Что за диво? И пока я изумлялся так, вдруг трупы этих, – Джол сплюнул через плечо, —