Так прошёл июнь. Вечером в степи основательно холодало, суточный
контраст температур весьма заметен по сравнению со средней полосой
России. Мы после службы гоняли в футбол, покрытые пылью по самую
макушку, обливались водой из бочки и отрубались крепким сном как
младенцы, стоило голове прикоснуться к подушке. Учитывая полётное
напряжение, курсантов больше не поднимали ночью ради неожиданного
марш-броска, как это случалось в Чкалове, «чтоб служба мёдом не
казалась». По медицинским нормам, в воздух выпускается только
выспавшийся и отдохнувший пилот. Несмотря на отсутствие многих
комфортных удобств, мне в Чебеньках откровенно нравилась.
Вот только не хватало Аллы. Влюбился? Не знаю. Самая первая
девушка, приглашённая на танец, ни к чему не обязывающий, и
избранница? Невозможно. Но после короткого отпуска скучал, очень.
Поэтому разинул варежку, не смея поверить глазам, когда в
воскресенье, это было начало июля, и курсанты, чтоб не охреневали
от безделья, привлекались к уборке территории, увидел два авто у
КПП – «козлик» генерала и белый «Москвич-401».
- Дергунов! Остаёшься за меня.
Сам рысью бросился к шлагбауму – как был, в пыльных сапогах и
грязных галифе, сверху только майка и пилотка.
Василий Харитонович, принявший доклад подбежавшего дежурного по
части, узнал меня и поманил.
- Товарищ генерал-майор! Личный состав первой учебной эскадрильи
несёт службу по уборке территории палаточного городка. Помощник
командира взвода сержант Гагарин.
- Вольно, курсант. Гляди, кто со мной приехал. Городской торг
выступил шефом училища, выделил краску освежить казармы. Директор
торга Марат Владимирович выразил желание лично убедиться, что
подшефные несут службу как полагается.
В глазах начальника училища прыгали бесенята. Он-то точно знал
подоплёку происходящего и не удивился, когда Алла выскочила из
машины, распахнув заднюю дверцу, бросилась ко мне и повисла на
шее.
- Я – грязный, потный и пыльный! Платье испачкаешь! – только и
сумел шепнуть в ответ, а хотелось говорить совсем-совсем
другое…
- Ты и с крыши, Юра, слезал потный-грязный. Но всё равно – это
ты, мой единственный!
- Гагарин! Увольнение – один час, время пошло. Только оденься и
приведи себя в порядок, не позорь авиацию, - смилостивился бывалый
лётчик-штурмовик.
Здесь нет кафе, куда можно пригласить девушку, или парка, где
приятно просто погулять. Мы брели по степи, по диким травам, за
пределами нашего стойбища они были невытоптанные и девственные,
держались за руки и молчали. Потом, без всякого предисловия, я
попросил: