Его слова, всех ввели в ступор, но
потом, буквально через секунду, когда до людей дошло, что именно он
сказал, заставили прослезиться.
Все мы понимали, что находимся в тылу
врага. Все знали о нависшей над нами опасности. Все мы находились в
трудном положении: раненые, холодные и голодные. И всем нам было
очень, очень тяжело сдержать смех, который на всех нас
напал.
Мы не могли, не имели права смеяться
во всё горло. Смеяться от души. Смеяться так, чтобы потом заболели
челюсть, живот и даже голова.
И из-за этого нам приходилось ещё
тяжелее.
Хрюканье и постанывания, вытирание
слёз с лица и гримасы боли от отзывающихся в теле ран, катание по
сырой и грязной земле с одновременным зажиманием себе рта – вот был
удел того неудержимого веселья, которое сейчас на нас
напало.
Это был воистину смех сквозь слезы. И
даже тяжелораненый Апраксин, что-то копающийся с затвором винтовки,
чуть не выронил её из рук, еле-еле сумев удержать в последний
момент.
Вероятно, такие секунды радости
человеку нужны даже в самые сложные и тяжёлые времена. И он –
человек, даже попав в, казалось бы, безнадёжную, безвыходную
ситуацию, находясь в бездне отчаянья, всё же сумеет найти в себе
силы и обнаружить хоть капельку позитива. Вот и мы, через эту не
очень-то и смешную, но сейчас крайне уместную шутку получили мощный
заряд энергии и тем самым в одно мгновение на порядок улучшили своё
моральное состояние. Мы поняли, что положение наше серьёзное, но не
такое уж и безнадёжное. Раньше у нас тоже были сложности и ничего,
мы выжили. Выживем и сейчас.
Всеобщее настроение озвучил качающий
головой и морщившийся то ли от боли, то ли от смеха
Апраксин.
– Эх, Григорий Афанасьевич, умеешь ты
словцом ударить. Молодец! – похвалил он чекиста. А потом неожиданно
обратился к Садовскому. – Мишка, у тебя патронов в винтовке
нету.
– Да ну?! – удивился тот.
– Вот тебе и ну, – сказал наш часовой
и пощёлкал затвором.
– У меня вещмешок с патронами остался
в самолёте, – расстроился Садовский.
– Не в самолёте, а у меня под деревом.
Ты ж мне его оставил, когда на зачистку шёл, – напомнил
я.
– И вы его в спешке забыли взять, –
констатировал Воронцов. – Разгильдяи!
Он был прав целиком и полностью. Мы
действительно про патроны забыли, и в первую очередь вина лежала на
мне, ведь этот вещмешок был оставлен для моих нужд.