На указательном пальце правой
руки у этого воскового Коэд-Дина я заметил ещё и кольцо с крылатым
котом.
Причём кольцо было настоящим.
Тем же самым, которое сейчас я сам носил на своей руке. В этой
червоточине прошлое встретилось с будущим, и в который раз мне
пришлось признать, что у судьбы, как и у некромантов, скверное
чувство юмора.
Я сунул правую ладонь вместе с
кольцом в карман брюк и чуть замедлил шаг.
Волот рядом едва слышно
усмехнулся.
— Как забавно, Гедеон.
Сердце-то не ёкает?
Он тоже разглядывал воскового
Коэд-Дина и всё, что его окружало в этой музейной
экспозиции.
Были тут и фотографии особняка
на Белом Озере, и даже портрет моего оруженосца из африканского
народа нгаби — Бонце, по прозвищу «Дождь-рождённый-в-пятницу». Сам
он не обладал магией, зато его жена и две дочери владели силой Пути
Психо. Я знал об этом, но никому никогда не говорил. Менталисты и в
прошлом веке были вне закона.
Кстати, в честь Пути Психо в
этом Музее тоже была установлена экспозиция.
Под стеклом лежали карточки
арестантов с приговорами, приведёнными в исполнение. Там
говорилось, что такому-то менталисту поставлена вечная Печать
Блокады, а такой-то вообще казнён. Тут же рядом лежали те самые
Печати, уже без красной магической краски, потому что она осталась
на лбу приговорённых менталистов. Правда, всё это теперь было лишь
достоянием истории.
Я нахмурился и прошёл мимо,
наконец покидая зал.
— Эй, уважаемый Соломон… не
помню ваше число! — внезапно обратился к смотрителю Волот. —
Неужели Путь Психо теперь официально разрешён? Или мне
показалось?
Эсфирь молча преодолела ещё
один зал и только потом ответила:
— Нельзя разрешить то, чего
нет.
— В смысле — нет? — опешил
Волот.
Меня посетила нехорошая
догадка, но когда Эсфирь подтвердила её вслух, то холодок пробежал
по спине.
— За девять лет программы
«Спасение» магия полностью исчезла, — сообщила она. — Её больше не
существует. По крайней мере, у спасённых.
От этой новости стало не по
себе.
Теперь понятно, о чём говорил
Соломон-два, то есть местный профессор Троекуров, когда
признавался, что в этом Музее их всех охватывает иррациональное
чувство грусти и утраты.
Люди спаслись, но потеряли
магию.
Я покосился на Волота. Вот
тебе и прекрасное будущее.
Ничего не говоря, мы оба
продолжили путь по Музею. В следующем зале нам попалась ещё одна
знаковая экспозиция — один-единственный мехо-голем на постаменте.
Тот самый стальной увалень, который сейчас работал продавцом в моём
собственном отделе по продаже «Умного снаряжения Бринеров». Именно
таким был сейчас Семён Троекуров. Неуклюжим робо-парнем.