Секретарь моему вопросу не
удивился.
— Его увезли в безопасное
место, — сразу ответил он. — Вы сможете встретиться с ним на одном
из наших объектов уже сегодня. Отчаянный и смелый парнишка, кстати.
Заявил, что будет общаться только с вами и ни с кем другим. А потом
замолчал. Ни с кем не разговаривает, как глухонемой.
— А его ремень?
— Ремень при нём, его не стали
досматривать, — сообщил Жан Николаевич, голосом давая понять, что
даже военные не полезли в ячейки «умного» ремня, решив меня не
опережать.
Я кивнул, унимая беспокойство
насчёт Феофана.
— Хорошо. Мне надо увидеть
мальчика как можно быстрее.
Насчёт головы Волота, которая
должна была находиться у Феофана в ячейке ремня, я ничего не стал
добавлять, хотя понимал, что благодаря внедренному агенту Жан
Николаевич знает и эту тайну.
Я направился к выходу из
конюшни.
Секретарь поспешил
следом.
— Господин Бринер, осторожно!
Здесь всё оцеплено!
Конюшня действительно с
внешней стороны была полностью окружена военными. В основном
артиллеристами и их арсеналом.
— Не стрелять! — сразу же
прозвучал громкий приказ, как только я вышел на улицу.
Голос был мне знаком, и я
нисколько не удивился, когда краем глаза заметил бригадира из
маг-артиллерийских войск Его Величества, лювина — Глеба
Скалозуба.
Розовокожий и высокий
представитель нео-расы руководил артиллерийской группой, не имел
акцента и был уверен в себе, как всегда, хотя совсем не вписывался
в военные структуры. Утончённые лювины никогда не стремились в
силовики.
Но не Глеб
Скалозуб.
Мы с ним встречались уже не
раз и всегда при одних и тех же обстоятельствах: при закрытии
очередной червоточины. Он имел прямое отношение к генералу Ивану
Чекалину и сейчас тоже действовал по его приказу. Однако вряд ли
Скалозуб был посвящён в тайны насчёт меня, Феофана или
Волота.
Лювин был просто хорошим
бригадиром и исполнителем.
Выйдя во двор, я кивнул ему,
затем остановился и внимательно оглядел дворец
Соломиных.
Вид у грандиозного здания был
потрёпанный: окна-витрины разбиты, входные двери покорёжены,
крыльцо и колонны измазаны землёй, гнилью и кровью, внешняя
облицовка стен в трещинах, кусты и клумбы изрыты и
истоптаны.
Насмотревшись на дворец, я
вспомнил ещё кое о чём и вновь повернулся к Жану
Николаевичу.
— Вы сказали, что выжил один
из слуг Соломиных. Что это за слуга? Кто такой? Как он
выжил?