Экипаж останавливается у ворот, и в то же мгновение боковая
калитка начинает медленно открываться. За калиткой никого не
видно.
Кормилицу скручивает жесткий приступ сухого кашля.
— Кормилица Мей?
— Простите, юная госпожа, простите! — Приступ прошел, и она
силится отдышаться, бормочет извинения, глотает воздух. — Из-за
дурной слуги вы не можете выйти вовремя!
Что за чепуха?
Восприятие словно расслаивается.
Та часть меня, которая пришла прямиком из трансформаторной будки
— до чего нелепая смерть от спешки и шпилек! — удивляется, а
здешняя… не видит в самообвинении кормилицы ничего особенного. Зато
обе части согласны, что кашель нехороший, но дальше мысли снова
расходятся. Здешняя моя часть уверена, что растереть лекарственные
травы и заварить из них настойку будет достаточно, а другая
считает, что нужно немедленно послать за врачом.
Отдышавшись, кормилица первой выбирается на улицу, переломившись
в глубоком поклоне, торжественно подает мне руку.
Заставлять дядю ждать действительно нехорошо…
Откуда эта мысль?
Я не чувствую себя ни здешней чародейкой, ни жительницей
мегаполиса. Кем-то третьим? Здравствуй, шиза.
Аккуратно вложив свои пальцы в шершавую ладонь кормилицы, я
выбираюсь из экипажа. На долю мгновения замираю на приступке, делаю
глубокий вдох. С безмятежно-голубого неба светит полуденное солнце.
Контраст между ярким днем и сумрачным нутром экипажа
поразительный.
Вид на тянущуюся в обе стороны высокую стену, по прямой —
ворота.
Из калитки навстречу выходит горбунья в темно-коричневом платье.
По виду она одного возраста с кормилицей Мей — тоже седая,
высохшая. Глаза у нее блеклые, будто выцветшие, а взгляд пугающе
пустой. Она дожидается, когда я ступлю на утоптанную землю и сделаю
два шага вперед.
— Слуга приветствует юную госпожу Юйлин. — Горбунья
кланяется.
— Здравствуй, тетушка.
Обратиться подобным образом к высокоранговой пожилой служанке
допустимо.
— Прошу, юная госпожа Юйлин, ваш дядя давно ожидает вас на
переднем дворе, спрашивает о вас каждую минуточку.
Хм?
Теперь другая часть меня не видит в происходящем ничего
особенного, а вот здешняя не просто возмущена, она оскорблена.
Не выйти самому, а послать слугу?
Я вспоминаю, что у дяди сложные отношения с моим отцом. Они оба
военной форме предпочли чиновничьи мантии и несколько лет успешно
поднимались по карьерной лестнице, но лет десять назад… Что именно
произошло, я не знаю. Дядя собрался за одну ночь и уехал в
пригород, а отец стремительно взлетел и получил должность
министра.