***
Ущипните меня кто-нибудь, потому что я не верю своим глазам. Это
самый невероятный, самый трогательный, самый лучший сюрприз,
который только можно вообразить. Мы стоим напротив Мариинского
театра, где сегодня дают "Щелкунчика". Эрик запомнил, что я люблю
балет. Он всё запомнил. Мои глаза заволакивает пленочка слез.
– Эрик, у меня нет слов.
Мой волшебник поворачивается ко мне и ласково целует.
– Они не нужны. Ты достойна только самого лучшего.
Заходим в театр. Раздеваемся и следуем в фойе. Эрик приносит
бокал шампанского, и я забываю обо всех шероховатостях, что по моей
вине свалились на нас в этот удивительный вечер. Без сомнения, всё
идеально.
Звучит третий звонок. Направляемся в зал. Наши места в третьем
ряду, разумеется, в партере. Мечта маленькой девочки сбылась – я
сижу здесь, прямо у сцены, в изумительном вечернем наряде. И
возможно, какая-то малышка с дальнего яруса прямо сейчас
разглядывает меня в бинокль. Что ж, знайте юные мечтательницы, у
вас всё впереди!
Пробираемся в середину ряда, вынуждая подниматься тех, кто
пришел раньше. Сегодня я как следует разгляжу прима-балерину. Свет
гаснет, зал обволакивают звуки знаменитой мелодии Петра Ильича
Чайковского. Занавес поднимается и сказка оживает.
Я так тронута происходящим, что чувствую даже физические
изменения. И всё бы ничего, если бы эти ощущения были приятными.
Однако по какой-то злой иронии судьбы, мне слегка не хватает
воздуха и подступает легкая, но тягостная тошнота. Я судорожно
сглатываю, чтобы скорее избавиться от дискомфорта. Становится
только хуже. Мучаюсь несколько минут. Открываю сумочку и начинаю
украдкой в ней шебуршать. Эрик отрывается от действия на сцене и
настороженно шепчет:
– Всё хорошо?
– Да, всё в порядке, – обманываю я. – Эрик, у тебя случайно нет
конфетки?
– Конфетки? – ошарашенно повторяет визави.
– Леденца какого-нибудь маленького. Может, мятного. Не важно,
любой сойдёт.
– Прости, не взял. – Растерянно констатирует Эрик.
На нас начинают недовольно поглядывать. В сумке пусто. Тошнота
усиливается и на меня накатывает паника. Что делать? Возможен ли
больший позор, чем поднять полряда гостей во время всемирно
известного представления, чтобы выйти? Я то знаю, возможен. Но
сейчас кажется, что нет. Просчитываю ситуацию наперед. И понимаю,
что если мне станет нехорошо прямо на этом кресле, вот тогда я
навсегда запятнаю свою репутацию. От этой мысли мне становится
окончательно дурно. И я решаюсь.