Энни видела, как шевелятся губы отца, как тетка отпускает Жана и начинает что-то доказывать, размахивая руками, как Оливер повел Жана к плахе.
Энни запоздало поняла, что сейчас произойдет.
— Нет! Нет! — закричала она, хватаясь за доски, которыми было заколочено окно, с такой силой, что в ее кожу мгновенно впились занозы. — Это я! Я виновата!
Но ее никто не слышал.
Жан стоял, заложив руки за спину, и спокойно рассматривал всех, будто ему было совершенно все равно, что с ним сейчас произойдет.
Оливер понуро, еле передвигая ноги, побрел за топором, надеясь, что хозяин передумает и окликнет его.
И когда он возвращался назад, ему наперерез бросилась Ханна. Грета попыталась ее удержать, но схватила лишь воздух. Ханна мощью своего налитого соком тела снесла с ног дюжего Оливера и встала, закрывая собой сына. По ее лицу и позе было ясно, что она уложит любого, кто попытается к ней приблизиться. Ханна заговорила, гневно, яростно. Маргарет что-то выкрикивала, но Ханна не смотрела в ее сторону. Ее лицо было обращено исключительно к хозяину.
В конце концов отец Энни поднял руку, оборвав Ханну, и зарядил длинную, монотонную речь.
Маргарет на глазах обмякала и съеживалась. Зато на лице Ханны отобразилось облегчение.
Оливер, потирая ушибленную голову, снова исчез из поля зрения Энни, а когда возник вновь, в руках у него была плеть. Жан сам, без понуждения, улегся на чурбан, и тут же по его спине пришелся удар.
— Раз, — считала Энни. — Два. Три. Четыре. Пять.
Отец ее оказался милостив. Слишком милостив.
Ночью Энни не могла уснуть. Жан пострадал из-за нее. Его кожу вечером жег кнут, а ее сердце обжигал стыд. Она ворочалась, не находя себе места на кровати, и тихонько всхлипывала. На улице начался дождь. Энни слышала, как тяжелые капли бьют по черепице, как журчит в водостоке вода, наполняя бочку. В порывах ветра ей чудился тихий голос, спрашивающий: ты спишь? Спишь?
Энни не сразу поняла, что слышит не ветер, а вполне реальный шепот.
Подскочив на кровати, она уставилась в темноту. Когда глаза к ней привыкли, Энни различила, что в дверном проеме чью-то фигуру.
— Жан! — вскрикнула она от радости.
— Тсс! — зашипел он.
Энни бросилась к двери. Жан протянул ей сквозь доски руку, и она вцепилась в нее, изо всех сил сдерживая слезы.
— Жан, почему ты не сказал, что это я? Это было бы честно. А если бы они отрубили тебе руку?