Но
Елизавета меня не слушала. Продолжая жалостливо смотреть на мужа,
наглаживала ему голову.
— Ванечка,
если ты в чем и виноват — лучше покайся. Говорят, если покаешься,
то сроку поменьше дадут. А Чернавский, он, хотя и строгий, но
справедливый. Зря в тюрьму никого не садит.
— Лизка
иди отсюда! — рявкнул-таки хозяин. — И насчет чая я велел
распорядится.
— Ухожу
Ванечка, ухожу, — поспешно сказала хозяйка. — А насчет чая я уже
распорядилась.
Супруга
оставила нас наедине, а Высотский растерянно покачал
головой:
— Вот
бабы-дуры. Ревет, словно по покойнику.
— Любит
она вас, потому и переживает, — сказал я. — Я вам даже завидую —
вон, как вас жена любит. — Подождав, пока купец улыбнется, сказал:
— Я ведь Иван Ильич вам деньги принес. Двести рублей.
— Деньги?
— вскинул купец брови.
— Кухарка
моя ревет, — пояснил я, — мол, у батьки деньги украли, а хозяин
велел их в недельный срок вернуть. А батька у нее — Игнат Сизнев,
не то ваш приказчик, не то управляющий складом — точно его
должности не знаю.
— Че-то я
ничего не пойму, — растерялся купец. — Сизнев у меня управляющим на
втором складе, но вы-то тут каким боком? И кухарка, которая
ревет?
Покосившись на графинчик, купец второй гильдии
спросил:
— Не
возражаете? А может, рюмочку-то пропустите? Уж из-за одной рюмочки
вас никто не съест. Да и не та фигура вы, чтобы съедать.
— А…—
махнул я рукой, — рюмочку можно. За знакомство.
Купец
разлил по рюмкам, мы чокнулись и выпили. Хорошая у Высотского
водка. Кажется, в том трактире, в котором мы накундехались, была
хуже. Зажевав огурчиком, пояснил:
— У Игната
Сизнева дочка у меня в кухарках. Так вот, Иван Ильич…— Я пристально
посмотрел на хозяина, выдержал паузу, потом спросил: — Вы же
историю с офицерами, которые меня бить пришли, знаете, верно? Но
револьвер там всего один был. И не я его отобрал, а Нюшка моя в
офицера самовар кинула. Если бы не она, так мне бы живому не быть.
А двести рублей, которые я за ее батьку отдам — это ерунда. Нужно
бы было, я бы и больше отдал, честное слово. Жизнь у меня одна, за
нее подороже можно отдать.
— Нюшка
самоваром кинула? — переспросил купец, а потом расхохотался, да так
зычно, что зазвенели стекла. — Ну девка… Ну, сильна.
Прохохотавшись, Иван Ильич опять потянулся к
графинчику, но я на этот раз отказался. Уважение купцу оказал, он
это должен оценить, а с меня хватит.