Может, стоит у Абрютина выведать?
Пожалуй, как-нибудь подкачусь — мол, а не служил ли ты вместе с
моим дедушкой-генералом? Вернее, не вместе, а под его началом. Но
семейные изыскания можно и отложить, а сейчас нужно уговорить
товарища совершить авантюру.
— Так что, рискнем? — продолжал я
убалтывать главного полицейского начальника. Решив, что следует
применить запрещенный прием, кивнул на грудь исправника. — Если
получится, так ведь и «аннушка» прилетит, а нет, так никто не
узнает.
Василий Яковлевич тоже покосился на
свою грудь. Верно, мысленно представил, как рядом со «стасиком»
устроится более высокий крестик, красненький. А что, красиво будет.
Украсит «иконостас» исправника. А с «аннушкой» он еще и статского
советника получить сможет.
Не осуждаю Василия. Я сам
посматриваю на своего «владимира» — хорошо ли висит, красиво ли
смотрится? Иной раз меняю — то «казенный» орден ношу, то отцовский.
И уже пожалел, что на мою широкую грудь сразу упал «владимир». Нет
бы, как у всех людей — от младшей награды к старшей. Этак,
заполучил бы я штучки три, куда красивее.
Грешен человек, любит он ордена и
медали. А уж человек, облаченный в мундир — тем более. Но мне, если
даже все и выгорит (тьфу-тьфу, чтобы не сглазить), светит не
крестик, а только нагоняй от Лентовского. Я не в свое дело лезу,
это точно. Но что мне терять, кроме канцелярских
принадлежностей?
Надо еще немножко нажать.
— А не выгорит, так что с того? Мы с
тобой посмеемся, водочки по рюмашке хряпнем — я угощу, а городовые
помалкивать станут. Им тоже поставлю по такому случаю. Н-ну,
Василий Яковлевич… Решай, время уходит. Ворье зимой действует, а у
нас март скоро на исход пойдет, снег стает. А я потом экзамены уеду
сдавать, отдохнешь. Зато у нас совесть чистая будет. Мы, по крайней
мере, попытались что-то сделать, а не за печкой сидели.
— Искуситель ты, — пробормотал
Абрютин. — Змей, который моим другом прикидывается.
— Это точно, — согласился я. — А кто
станет искушать, если не друг? Известно, что на скользкий путь
толкают самые близкие люди. Про жену не говорю, она у тебя святая —
и лафитчик с похмелья поднесет, и пьяных гостей не выгонит, а вот
друзья, они такие. Все пакости от друзей.
Кажется, Василий Яковлевич
поддался-таки на уговоры. Да я и не сомневался, что уговорю. И дело
здесь не только в ордене (не факт, что дадут, даже если все пройдет
благополучно), а в том, что ни мне, ни исправнику очень не
нравится, когда воруют или грабят, тем более, если речь идет о
храме.