– Когда у Достоевского был творческий кризис, жена отправляла его играть на рулетке. Он, конечно, проигрывался, и потом из чувства вина мог писать неделями.
Стас своей интонацией каким-то непостижимым образом встраивал меня в этот перечень небожителей. Никогда раньше не замечал, что интонация так влияет на смысл сказанного.
– Пожалуй, самым азартным игроком был все-таки именно Пушкин. Перечитай его «Пиковую даму». Она полностью посвящена игре как жизни и жизни как игре.
Кристина бросила на меня удивленный взгляд: я с бессмысленным видом вертел телефон возле уха, молчал, но не отключался, а в трубке был отчетливо слышан голос с той особенной интонацией разговора, когда твой собеседник не нуждается в твоем ответе.
– Представляешь, великий Франсуа Вийон завещал приятелю шулерские кости, залитые изнутри свинцом.
Я почувствовал себя подростком, которого растлевают, хотя он уже согласен.
На ее губе осталась капелька красного вина. Я прикасаюсь к ним. Впервые губы Кристины не напряглись в ответ на мое прикосновение, а расслабились, и это новое ощущение доверчивой мягкости губ с привкусом хорошего вина стало чем-то новым для нас.
До этого губы Кристины всегда были напряженными. Когда я впервые прикоснулся к ним, это было напряжение отказа.
– Мы когда-нибудь поцелуемся?
– Может быть…
– Ты всегда говоришь «нет»?
Затем в наших поцелуях появилось напряжение ее вопроса «все ли правильно делаю?» Иногда между нашими губами проскакивала электрическая искорка, не больно жаля нас, и Кристина почти перед каждым поцелуем стала проводить пальцами по моим губам, словно заземляя наши и без того слишком земные отношения. И только сегодня ее губы расслабились, возможно, впервые впуская меня в свою жизнь.
Мы съезжаем с трассы на узенькую дорожку, потому поворачиваем налево, потом еще раз налево… Асфальтовые дороги-сосуды становятся грунтовыми дорожками-капиллярами. Колеса хлюпают по лужам, предательски проскальзывают, но продолжают катиться куда-то в лесную глушь. Хочется выключить цивилизацию как выключают телевизор. Хочется заблудиться, но как же это тяжело сделать, когда этого хочешь… Вдруг стало почти темно. Свет облачного цвета с трудом пробивается сквозь ветви елей и сосен. Я выключаю двигатель, и становится очень тихо, только что-то мурлыкает радио как часть этой тишины. Кресла откинуты назад… Одежда не имеет значения…