— Ну вот, мы тоже очень бедные. Так что понять можно. Наши люди
сейчас сильно озлоблены.
— Я просто думаю, что если этот немецкий фермер был таким
хорошим человеком, то непонятно, зачем он жену так далеко искать
стал.
— Почаще спрашивай это у женщин.
— А что они ответят?
— Не знаю, но гарантирую — если будешь часто задавать такие
вопросы, тебя рано или поздно хорошенько обматерят.
— Так что с девочкой-то случилось? — Черский помнил про основную
тему. — Это могло быть что-то связанное с конкуренцией? Может, на
чье-нибудь место в команде претендовала или еще что-нибудь?
— Ты думаешь, из-за такого будут убивать?
— Я думаю, в наше время могут убивать из-за чего угодно. Мне
отец рассказывал, что после войны настолько тяжело было, что
человека реально могли за пару ботинок убить. Если куда-то ехать
приходилось, обязательно заточку с собой брали, чтобы хоть как-то
защититься от попутчиков. Особенно опасно было, если ты не в армии
и вписаться за тебя некому, кроме далекой советской власти. Это
совсем недавно так было. Мы просто привыкли за годы советской
власти, что может быть бедненько, но зато чистенько.
— Тогда скажу, чтобы ты отвязался: никто ее не убивал. Сама с
этим справилась.
— Это что за способ самоубийства такой? Тренироваться,
тренироваться и затренироваться насмерть? Я понимаю, затрахаться
насмерть. Многие парни мечтают о такой смерти, но нужная женщина
все никак не попадается…
— Не надо фантазии. Все очень просто. Я ее личные вещи описал. Я
сказал родным, что даже вскрытие делать не надо, все и так
ясно.
— Так что это было?
— Самоубийство по неосторожности. Если допускать такую
формулировку, конечно же.
— Не понял. Наркотики, что ли?
— Если тебе надо объяснить дочке ее возраста или младше, что
произошло, это будет действительно самое лучшее объяснение.
— Стой, подожди, я не понимаю. Это же спорт! Какие, к черту,
наркотики?!
— Легальные, друг мой, легальные.
— Какой-нибудь сироп от кашля?
— Не совсем.
— А что еще такого может быть? Что люди спорта вообще
употребляют? Им же за здоровьем следить надо!..
Милиционер смотрел на Черского таким взглядом, словно перед ним
сидел не бывший однополчанин, а ребенок, который только что выдал
свою неразумность.
— Друган, похоже, что в своем понимании спорта на сто лет
отстал. Это раньше, когда Олимпийские игры только-только возродили
и там выдавали венки за поэзию, спорт, — это было про здоровье и
про что-то такое. Сейчас у нас все намного проще. Сначала без
шансов остались любители. Хочешь заниматься спортом — положи на
него жизнь. Потом без шансов стали те, кто родился недостаточно
мутантом. То есть нужно уже от природы быть жутко выносливым и со
всякими особенностями строения в мышцах. Если на спорт бывают
большие ставки — таких вычесывают из самых дальних стран мира. Вот
и появляются бегуны-африканцы и футболисты-берберы. В той же
Бразилии футбол — вообще единственная карьера для парней из трущоб.
И сколько бы нам ни говорили, что любой человек может добиться
всего, — все мы прекрасно понимаем, что это просто туфта из журнала
«Америка». Вот, например, ты или я — люди еще не старые и физически
вполне развитые. Достаточно развитые, чтобы нас в Афган отправить.
Ну, даже если мы со всей этой прошлой подготовочкой вдруг вот с
сегодняшнего дня будем хоть по восемь, даже по двенадцать часов в
день тренироваться, хотя не очень понятно, на что нам тогда жить, —
нам никогда не видать олимпийских медалей. Нам их только по
телевизору покажут. Потому что современный спорт требует, чтобы
человека совали туда с детства.