—-Такой, пожалуй, даже работу искать не будет, — предположил
Черский.
— Все верно. Такой, даже если его все-таки закрывают, после
выхода просто связывается со своими братанами, и они его куда-то
пристраивают. Охранником каким-нибудь, барменом… Такие профессии,
которые образования не требуют, но где надо иногда по морде бить.
Теперь уже такие группировки силу набирают, которые не просто
грабят, но еще и всякие услуги оказывают.
Черский неплохо помнил Ефима Соломоновича Горелика. Это был
благообразный дедушка, лысый и в тяжелых старомодных роговых очках.
Очень мягкий, все время спокойный, похожий на профессора из
местного педвуза или на знаменитого столичного дирижера. Если
увидишь этого степенного старика — то и не подумаешь, что это из
последних евреев, которого еще в начале 80-х Мойша Резник короновал
вором в законе.
Газета ему формально не принадлежала, и Ефим Соломонович никак
не вмешивался в ее дела. При этом на всякий случай про него было
приказано в статьях не упоминать. Он просто дружил с редакцией.
Сейчас, в начале 90-х, бизнес без этого был вообще невозможен.
Любой бизнес дружил с кем-то из мира криминала, и дело не
обязательно было в крышевании: просто иногда надо позвонить,
посоветоваться. В новых условиях без таких советов все равно что
без компьютера. Один раз не разберешься, сделаешь какую-то глупость
— и от бизнеса ничего не останется.
И вообще, граница между деятелем криминального мира и
решительным бизнесменом, который просто круто ведёт дела, уже тогда
была очень зыбкой.
Разумеется, и его сестра, и ее муж тоже были вынуждены общаться
с кем-то из этих теневых королей. Черский никогда не интересовался,
с кем именно. Он прекрасно понимал, что для них такая тема будет
неприятна.
Ефим Соломонович, как и подобает аристократу преступного мира,
не пачкал руки убийствами и грабежами, а предпочитал
интеллектуальный труд. Начинал как профессиональный игрок-катала.
Со временем сообразил, что на контрабанде и перекупах можно сделать
больше. Разумеется, советская власть пару раз сажала его за
спекуляции, но от тяги к прибыли отучить не могла.
Машинисты польских тепловозов, что ошивались на толкучке под
водонапорной башней, и жадные девицы, что ошивались в вестибюле
«Интуриста», нуждались в человеке, с которым можно решить внезапную
проблему. Не в милицию же обращаться!