— Что-то очень на оговор смахивает.
— Соглашусь. И вот он в аду, по официальной версии, стоит
посреди озера в саду, но не может ни есть, ни пить. Потому что
вроде бы все есть, а дотянуться не может.
— Про это и Гомер пишет.
— Надо же, какой ты начитанный.
— Нас серьезно готовили. Даже на оперы строем водили. Звук в
Минском оперном хороший, там не поспать было.
— Я рад, что ты в теме. По другим данным, Зевс навалил на него
гору Сипил. И вот это попрошу запомнить.
— Когда на тебя гору навалят, забыть это трудно.
— Едем дальше. Сизиф тоже был царь, уже в Коринфе, и тоже
разгласил тайны богов — видимо, те, которые не успел разглядеть
Тантал. Обманул Аида и заковал смерть в цепи, так, что люди просто
перестали умирать, а потом и вовсе слинял из царства мертвых. Женат
был на Меропе, дочери Атланта. За это постоянно и безрезультатно
закатывает камень на гору где-то в отдаленных областях царства
мертвых. Он очень интересовал французов. Ученые мужи долго пытались
разгадать, откуда взялась эта легенда. По разным версиям, он был… —
тут Лобанович открыл книгу на заложенном месте и начал зачитывать:
— Божество солнечное, божество лунное, божество морское,
герой-прародитель эолийцев, дух-покровитель морской торговли. А
может быть — мифологический предок коринфских тиранов Кипселидов.
Или просто вот такое вот воплощение идеи вечного наказания.
— Ясности нет. Зато есть выбор!
— Имя у него непонятное, он точно не олицетворение чего-то, как
Танатос-Смерть или Гея-Земля.
— Насколько я помню из Куна, те боги, которые напрямую что-то
олицетворяют, вообще редко что-то делают, — заметил Черский, чтобы
хоть что-то вставить. — Дела делают совсем другие, те, что с
непонятными именами.
— Имя мало того, что непонятное, так еще и жутко древнее, —
продолжал Лобанович с такой серьезностью, как будто сам жил в те
времена. — Если записать по-гречески, то видно, что первый слог как
бы удваивается: Си-сиф. Точно так же: Тан-тал, Ти-тий. И, кстати,
другое важное слово: Ти-тан. Тоже ведь существа древние и закинутые
в преисподнюю. А еще про него писал Камю, которого недавно
переиздала «Иностранная литература», — но я не думаю, что это тоже
относится к теме.
— Камю, насколько я слышал, в свое время уговорил Нобелевский
комитет дать премию Пастернаку. Так что, если тебя ценит
какой-нибудь Камю, это тоже может быть и частью загробного
наказания.