— Название в честь жены владельца фирмы?
— Нет, в честь древнего племени, которое затерялось на страницах
истории за седьмой класс. Видимо, созданы по ведическим технологиям
древних балтов. Хотя, я думаю, просто перепродажа. У нас сейчас
почти все перепродажа. Прошли те времена, когда на «Интеграле»
кланы спектрума шлепали. Даже это оказалось невыгодно, и теперь там
вместо производства — высокотехнологичные руины, не хуже чем на
питерском «Красном Треугольнике». Можно фильм про ядерную войну
снимать. Почему-то забросить и забыть оказалось выгоднее любого
производства. Ума не приложу, как это может работать.
— Как ужасно, наверное, удерживать в голове подобную дрянь!
— Это как прививка, — почти с гордостью произнес Черский. — В
небольших дозах это действует как лекарство. Напоминает организму,
как плохо бывает и от чего. Держу в голове капельки яда, чтобы не
отравиться, даже если меня в него с головой окунут.
— Это у вас, — Нэнэ запнулась, не решаясь произнести опасные
слова, — после войны такая устойчивость?
Темно-синий зимний вечер за стеклянными стенами блинной
забегаловки делался все чернее. А здесь, внутри, было тепло и
по-своему уютно.
Плита с огромными железными дисками, за которыми копошилась
почти незаметная хозяйка в пестро-красном фартуке, была тоже
отгорожена стеклом и казалась чем-то снаружи. Так что Черский и
круглолицая Нэнэ жевали блины наедине и неторопливо, как если бы у
них тут было свидание…
Стекляшка стояла здесь еще с советских времен, в 70-е такой
бюджетный футуризм был в большой моде. Раньше здесь была
чебуречная, и то, что пережаренные, комом встававшие в животе
чебуреки с неизвестным науке фаршем сменились, может быть,
простыми, но нежными блинчиками, было что-то светлое из новых
времен. В таком месте можно было даже поверить, что где-то там,
впереди, на самом горизонте, теплится просвет, за которым — другое
будущее.
Но это не приносило облегчения. Недавние схватка и отблеск
уличного фонаря на лезвии ножа все еще стояли у них перед
глазами.
И, словно далекая грозовая туча, чернела память о далекой
войне.
— Я был в Афганистане, но это не главное в моей жизни, — ответил
Черский. — Нет в этом ничего особенного, нас таких десятки тысяч. Я
уже и не помню, что там чувствовал, как это все проживал. Можно
сказать, что я всю жизнь жил так, как считаю нужным. Потом оказался
на войне и действовал там так, как привык. Иногда это приносило
пользу, иногда вред, а много для каких случаев я и сам не знаю, чем
все закончилось. Потом я снова оказался в мирной жизни и продолжаю
жить как привык. Вот и сейчас действовал как привык, а война тут ни
при чем. Не было бы войны — все равно я бы то же самое сделал.
Понимаю, что выглядит необычно. Но это потому, что у меня военное
образование.