Отлично. Даже лучше, чем отлично! Я
и не надеялся так быстро увидеть Андрея. Уже успел обрадоваться, а
потом вспомнил слова Белорецкого об амнезии. А вот тут уже не
отлично. Хотя, может зря я так начал переживать? Может у него
вполне обычная амнезия, а не такая, как у меня? В голове даже
мелькнула мысль, а вдруг в теле Боткина сейчас такой же, как и я?
Да ну, нет, два снаряда в одну воронку? Вот скорее снаряды так
упадут, чем произойдёт то же, что произошло со мной. Но раз к нему
пока запретили подпускать мастера душ, значит всё далеко не в
порядке. Могли не допустить, кстати, в том числе и из-за более
агрессивного стиля работы штатных мастеров.
Вскоре из коридора вышел человек в
штатском, и не подумаешь, что это полицейский. Заметив сомнение в
моём взгляде, он предъявил удостоверение в развёрнутом виде.
— Капитан полиции Бобриков —
представился он и ловко захлопнул удостоверение, убирая его во
внутренний карман. — Идите за мной.
Даже не спрашивал, кто я, зачем я.
Как так-то? Я оглянулся вокруг, в холле никого кроме меня нет.
Теперь понятна беспечность сотрудника полиции. Он шёл впереди
достаточно быстро. Это хорошо, что я тоже люблю быстро ходить,
другой давно отстал бы. Мы спустились в подвал, вышли в подземный
коридор, а тут оказалось вообще легко можно заблудиться, как пуля в
навозной куче. Переходы разветвлялись, изгибались, выходили на
первые этажи, потом вновь уходили под землю. Ужас какой-то, а ведь
наверняка делали для удобства, чтобы попасть из одного корпуса в
другой и не попасть при этом в буран или ливень.
Наконец мы пришли в нужное здание.
Как я это понял? Мы поднялись на третий этаж и точно не собирались
ни в какой переход. Возле четвёртой двери стояло два охранника в
форме. Хм, а ведь папа Боткина грозился к нему приставить кучу
охраны на всех подступах. Возможно решили, что главная угроза
миновала и Серафим Павлович позволил своим людям расслабиться. Мы
вошли в палату, в центре стояла какая-то навороченная койка,
похожая на наши функциональные в реанимации. Андрей лежал с
закрытыми глазами, лицо выглядело вполне здоровым. Слева от него в
кресле сидел ещё один полицейский в штатском, значит их всего
четыре, как и говорил Белорецкий.
Я подошёл к другу поближе и взял за
руку, щупая пульс. Он открыл глаза и повернул голову ко мне. В его
глазах никаких эмоций — ни радости, ни печали, ни узнавания меня в
качестве друга, которого по идее рад должен был увидеть, особенно
учитывая, что находится под усиленной охраной. Я ждал, что он
заговорит первым, но он и не собирался. Просто с интересом меня
изучал, как нового человека.