Утром, когда первые лучи январского солнца едва пробивались
сквозь заиндевевшие окна частной клиники на Малой Якиманке, я
объявил доктору Савельеву о своем решении покинуть лечебницу. За
окном морозный воздух окрашивал краснокирпичные особняки в
розоватые тона, а редкие извозчики на санях уже начинали свой
ежедневный маршрут.
— Помилуйте, Леонид Иванович! — воскликнул Савельев, в волнении
теребя потертую цепочку пенсне. На нем был добротный, но явно
довоенный сюртук с потертыми локтями и накрахмаленная рубашка с
высоким воротничком «стойкой». — Какая может быть выписка? Вам
минимум неделю нужно лежать под наблюдением.
Анна Сергеевна, одетая в белоснежный халат и кружевной чепец
(явно не советского производства), осторожно меняла повязку. От нее
пахло духами «Северный» от Брокара – еще один отголосок ушедшей
эпохи. На тонком запястье все также поблескивали часики «Буре»,
необычная роскошь для медсестры.
— Не могу, Иван Петрович, — я невольно поморщился, когда она
коснулась раны. Под свежими бинтами кожа горела огнем. — Заводы без
хозяина не могут оставаться. Тем более, судя по документам, там
много вопросов требует моего личного внимания.
В голове проносились обрывки вчерашнего разговора с Котовым. Три
миллиона оборота, тайники с золотыми червонцами, счета в Риге...
Нет, такое хозяйство нельзя оставлять без присмотра.
— Но ваше состояние... — Савельев нервно протирал стекла пенсне
батистовым платком с вышитыми инициалами.
— Будем считать это лечением трудом, — я попытался улыбнуться,
хотя каждое движение отдавалось болью в плече. — К тому же, разве
не вы говорили, что молодой организм творит чудеса?
Через час, заручившись обещанием ежедневных визитов доктора на
дом и получив объемистый саквояж с перевязочным материалом и
лекарствами, я уже сидел в своем изрешеченном пулями «Паккарде»
модели 236 Single Six 1922 года выпуска. Темно-синий автомобиль с
откидным верхом выглядел внушительно даже со следами недавней
перестрелки. В салоне пахло кожей и немного порохом – пули пробили
обивку в нескольких местах.
Шофера Степана не было — в день покушения он получил касательное
ранение в плечо и отлеживался дома на Пятницкой. Я помнил адрес из
документов: деревянный двухэтажный дом с резными наличниками,
оставшийся еще с допожарной Москвы.