Главный инженер опустился в кресло у камина, машинально протирая
стекла пенсне батистовым платком:
— Признаться, Леонид Иванович, я все думаю... — он замялся,
подбирая слова. — Никольский столько лет работал, и Перельман...
Как-то оно все...
— Жестко? — я разлил коньяк. — Да, жестко. Но необходимо.
Знаете, Петр Николаевич, завод — как механизм. Одна ржавая
шестеренка — и вся машина начинает работать со сбоями.
Соколов принял стакан, задумчиво глядя на играющий в хрустале
янтарный напиток. На столе между нами лежали папки с документами —
доказательства махинаций уволенных управленцев.
— Я ведь догадывался, — произнес он наконец. — Особенно по
поставкам. Цены явно завышены, качество хромает. Но думал — может,
время такое.
— Время всегда такое, — я отхлебнул коньяка. — Только одни
используют его для воровства, а другие — для работы. Вот вы, Петр
Николаевич, сколько лет на заводе?
— Двадцать три года, — он машинально поправил цепочку карманных
часов. — Еще при вашем батюшке начинал, царство ему небесное.
— И за все эти годы — ни одного пятна на репутации. Потому что
для вас завод — не кормушка, а дело жизни. — Я достал из ящика
стола папку с чертежами. — Вот, посмотрите. Это проект модернизации
мартеновского цеха. Полностью новая схема, с реконструкцией
регенераторов.
Соколов надел пенсне, склонился над чертежами. В его глазах
загорелся профессиональный интерес:
— Позвольте... Но это же... Очень смелое решение. И дорогое.
— Деньги найдем, — я подлил ему коньяка. — Главное — нужны
надежные люди для реализации. Люди, которым можно доверять.
Он поднял на меня внимательный взгляд:
— Вы поэтому так... решительно?
— Именно. Старые кадры, погрязшие в махинациях, никогда не
возьмутся за серьезную модернизацию. Им выгодно, чтобы все
оставалось как есть. А нам нужно двигаться вперед. Давайте, где
ваши проекты. Я давно хотел посмотреть.
Соколов достал бумаги. Я углубился в них. Время шло.
В кабинете пахло табаком и машинным маслом. Массивный дубовый
стол с зеленым сукном завалили чертежи. На стене тикали старинные
часы «Павел Буре», оставшиеся еще с довоенных времен. Рядом висели
схемы оборудования в простых рамках и диаграммы выполнения плана,
начерченные цветными карандашами.
Соколов, в потертом пиджаке с кожаными заплатами на локтях и
неизменном пенсне на шнурке, раскладывал на столе ватманские листы.
Его длинные пальцы с въевшимися чернильными пятнами двигались по
чертежам с профессиональной уверенностью. На углу стола примостился
никелированный портсигар и чернильный прибор немецкой фирмы
«Пеликан».