Кстати, папаня, как оказалось драл меня не просто так. Приняв
очередную стопку внутрь, своего проспиртованного организма, он
решил затопить печь. Вообще-то к дому, в котором мы жили был
протянут и газ, но его отключили за неуплату еще до моего здесь
появления, как впрочем и электричество. Поэтому родители
пользовались печкой, которую в свое время, не успели разобрать, а
сейчас она была единственной возможностью не замерзнуть зимой.
Городок Карабагиш, хоть и расположен много южнее Ташкента, но
вместе с тем и гораздо выше его, то есть в предгорье Памира, и
потому зимой, да и летом по большому счету, здесь гораздо холоднее.
А сейчас за окном самый разгар зимы, и можно сказать праздник –
Старый Новый Год.
Так вот ему, для растопки печи, ему попался мой старый дневник,
еще с первого класса. Я хоть и ставил год появления 1967,
рассчитывая вселиться в себя семилетнего, но видимо из-за
отсутствия моей собственной тушки, вселился в тело Вовы Сидорова,
который оказался постарше меня и сейчас уже перешел в пятый класс.
Так вот едва раскрыв сей документ, о моем прошлом образовании и
увидев в нем кучу двоек, практически на каждой странице, и
требование учителя о том, чтобы в школе появились родители, папаня,
не разобравшись, взъярился до такой степени, что взялся за свой
ремень. Портупея, оставшаяся еще со службы в милиции, была его
любимым орудием наказания. Хорошо хоть пряжка при этом оставалась в
его руке. Впрочем, даже в этом случае, мало мне не казалось, тем
более, что он не смотрел, куда именно бил, и ремень охаживал меня
со всех сторон. Иногда к нему добавлялось еще кое-что, ну там пинок
ноги, или стул, если вдруг окажется на пути. Папаня в гневе крут, и
неумерен.
Вообще-то, еще находясь в Убежище, читал о том, могу вселиться
только в тело, либо недавно умершее, либо находящееся в
бессознательном состоянии. В противном случае, обязателен конфликт,
с имеющимся уже в нем сознанием, и чаще всего, изгоняется из тела,
перемещенное лицо, нежели его старый хозяин. Похоже, папаня, сына
забил до такой степени, что тот отбросил коньки. Потому что, едва
вселившись в эту тушку, мое сознание, после очередного удара,
чем-то тяжелым, тут же покинуло ее, и я как бы оказался в двух
местах одновременно.
С одной стороны, я, находясь в позе эмбриона валялся на полу в
углу этой комнаты, ощущая на себе каждый новый удар ремня, и всего
того, что подворачивалось по руку, с другой как бы находился вне
себя, паря, на некоторой высоте, под самым потолком, и наблюдая за
тем, как брызжущий слюной мужчина, распаляясь после каждого
очередного удара, буквально забивает, лежащего на полу ребенка. То
есть в данный момент именно меня.