Судя по всему, без особого успеха, мог бы ответить Коста.
— Но тебя, бывший хорунжий, допускать до подобных расследований
никак нельзя. Еще снова кого-нибудь взорвешь, – рассмеялся
граф.
— Толстой его всему обучит, – успокоил шефа Сагтынский.
— Или наоборот: он его… А к какому ведомству думаешь его
прикрепить? – спросил Бенкендорф, сдаваясь. – Не оформлять же его
по Министерству народного просвещения? И в Комитет инвалидов его не
пристроишь. Чернышев на дыбы взовьется. И к нам на службу я бы
поостерегся его брать. Государь может возразить. Может, к
Клейнмихелю, по железнодорожным делам? Нужна стальная легенда, по
которой мы его за границу отправим. Париж – город дорогой.
Коста догадался, что речь идет о бюрократической формальности, а
не только о надежной «крыше». Ему положен приличный годовой оклад.
В делах Канцелярии отпуск сумм на заграничный вояж непонятного
персонажа должен выглядеть так, что не подкопаешься. Не сложно
сообразить, что агент Комитета инвалидов, отправленный за границу
для изучения иностранного опыта, будет получать финансирование из
бюджета III Отделения, но числиться по другому ведомству. Вот
только связывать себя снова службой отставной хорунжий не желал ни
под каким соусом.
— Ваше сиятельство! – решился он подсказать идею. – А что, если
мне выехать во Францию как черкесскому дворянину?
— Подобное возможно? – уточнил Бенкендорф у Сагтынского.
Действительный статский советник пожал плечами.
— Почему бы нет? На лечение…
— Опять полезем в экстраординарные суммы, – вздохнул
Бенкендорф.
«А они не резиновые», – тут же пришла в голову Косты задорная
мысль.
— Две тысячи рублей, восемь тысяч франков, как-нибудь осилим, –
опроверг невысказанную насмешку Сагтынский. – И так раздаем деньги
без счету разным проходимцам. Сокращу выплаты особо
бесполезным.
— Решено! – подвел итог обсуждения Бенкендорф. – Константин
Спиридонович! Поздравляю со вступлением в наши ряды! Послужить
родине – что может быть достойней?!
… Новоявленный тайный сотрудник Третьего Отделения и
завербовавший его шеф покинули роскошный дворец и вернулись в
скромный флигель, наводивший ужас на всю Империю. Каждый подданный
Императора был уверен, что жандармы знают все: от неосторожно
сказанного слова или полученных в презент борзых щенков – до
случайно посетивших имярека крамольных мыслей, навеянных плотным
ужином и трудностями пищеварения.