Арсеньев, увлекшись, наговорил явно
немного лишнего, говоря о не больной простой смерти. Будущий
революционер хотел показать, что как они милосердны и добры, но
комиссия его совсем не поняла. И не потому, что члены ее были
тупые, как писалось в советское время. Нет, просто мораль у них
была не человеческая, какая-то волчья. О чем еще можно
говорить?
Мне даже пришлось морально и
физически ограничивать членов комиссии. Хорошо еще, что они были
людьми военные, понимали, что такое субординация и дисциплина. А
капитана Арсеньева пришлось (как в XXI веке) задержать на
пятнадцать суток. Разумеется, формулировка была другая, но не суть.
Нет, я не буду революционером, как бы их не оправдывали!
Зато в императорском Зимнем дворце
меня встретили как хорошего знакомого и (да не в обиду будет им
сказано), как исчезнувшего и теперь вдруг появившегося близкого
родственника. Даже император Николай I, смотря на меня, немного
теплел взглядом. Нужен я царям, хе-хе!
Правда, уже в самой столице, даже в
дворянских кругах не все смотрели, как на близких, и, тем более, не
все как на родственников. Кое-кто видел, прежде всего, как лютого,
смертельного врага, которого надо обязательно убить. И даже не
своего, личного, а всего православного сообщества России! Ха, тоже
мне! Пошли все они лесом в таком случае.
Этих престарелых тетушек и обвешенных
детьми жен я уже предупреждал (а кое-кому и сломал руки). Они
почему-то считают в поражении декабристов виноватым обязательно
меня. Это ваши проблемы! Если ваши чокнутые родственники наехали на
государство, почему вы считаете, что и государство не должно
отреагировать также?
Очень даже будет агрессивная защитная
реакция. И попрошу ко мне не подходить и не подползать с просьбами
и даже требованиями, поскольку терпения у меня очень мало! Точнее
сказать, его уже нет сказать, его уже давно нет. Осталось только
одни ругательные и очень матерщинные выражения.
Император Николай на эти мои
эмоциональные эскапады впервые искренне заулыбался (а не
дипломатически скривил губы, как обычно), крепко, по-мужски, пожал
мне руку.
- Я ведь до конца не верил в вашу
задумку, - сообщил он, - а у вас получилось, не мешкотно и
эффектно. Весьма любопытно! Вы не находите, граф?
Оказывается, во время расследования
«дела декабристов», император испытывал сильное давление со стороны
некоторой части общества. Причем именно той части, которая, по
факту, должна была объективно поддерживать монарха – дворянства.
Государство их всегда поддерживало в борьбе с простонародьем,
помогало им грабить народ (скажем так прямо), а оно вдруг стало
тыкать в спину ножичком и ругаться негромко.