Сдадутся они или нет, это было их
черное дело. Для меня это были кошмарные враги, и я собирался
работать с ними, как врагами. Или они не сдаются и умираю, или
сдаются под милость победителя. Третьего не дано.
Об этом я им объявил, когда они, как
обычные либеральные враги начали канючить о дополнительных условиях
и каких-то дворянских привилегиях.
- Я, господа, вижу в вас только
злоумышленников, хотевших убить нашего любимого монарха. В то время
как большаячасть так называемых декабристов были уничтожены или,
хотя бы, арестованы, вы, господа, притаились и продолжаете вредить.
Значит, и я вас могу убить. И если не перед расстрельной командой,
то на дворянской дуэли.
Моя жесткая речь подействовала,
прежде всего, на молодых. Бестолковая молодь, она выбрала
убийственную дуэль. Только капитан Арсеньев, подумав, решился на
бесчестье и недворянскую жизнь. Правда, не нищету – по моему
требованию бывшим дворянам государство спонсировало на двадцать
тысяч рублей ценными бумагами.
А двое молодых быстро умерли в
честной схватке. Они думали, что вдвоем сумеет хотя бы выстоять.
Два раза ха!
Дуэль был во дворе в присутствии
Большого Жюри – специальной комиссии, собранной для поединка.
Собранная по полкам из убеленных сединами удальцов, он безучастно
смотрела, как они сперва азартно, потом горестно, потом в унынии
дерутся со мной на шпагах.
Интересно, кстати, первоначально мы с
обоих сторон хотели стреляться. Но я, попытавшись надавить на их
благоразумие, показательно стрелял из пистолей. Десять выстрелов из
двух пистолей. Пока слуги перезаряжали я, почти не целях, стрелял в
головки бутылок из под шампанского. Десять выстрелов, десять
попаданий.
После этого, вместо того, чтобы
сдаться, они решили драться. Было ли мне их жаль? Конечно, ведь и я
имею чувства. Но заколол я их, не раздумывая. Одно дело – невинные
беззащитные жертвы. И совсем другое – смертельные враги, которые и
не думают сдаваться и готовые убить при случае не только тебя, но и
твою семью. И , тем более, самого монарха! О каком человеколюбие
здесь можно говорить?
Тут мне было все равно и вскоре они
лежали во дворе, убитые. Здесь же капитан Арсеньев, безучастно
глядя на своих мертвых сообщников, дотошно рассказывал о намерениях
злоумышленников. Члены Большого Жюри - люди бывалые, тертые, они
молчали, слушая глухие признания капитана. Но когда начались слова
о том, что император, его жена и дети должны обязательно умереть,
аудитория зароптала.