Такие слова звучали в голове у Хэма почти каждое утро уже восемь лет подряд, и перебить этот поток в скрипящих мозгах, могло лишь одно течение – течение королевской крови по грязной и кривой мостовой.
Он умылся, вытер лицо чуть влажным полотенцем и направился в сторону обшарпанной кухни. А там Инна, в своем «походном фартуке» поставила чайник на плиту. С кухни в квартиру, почти неуловимо, и всё же, тянуло теплом и бергамотом, вперемешку с коронными гречшными блинами. Это заставляло все обитателей пристанища революции хоть на миг оказаться где-то далеко. Хоть на мгновение услышать шкворчание сковороды, свисток старого чайника и шуршание маминых домашних тапочек. Досадно было лишь то, что материнский голос должен был зазвучать с минуты на минуту, вот-вот… но он не звучал. От этого веяло одиночеством. Открыв глаза, каждый видел перед собой пыльный свет бесконечных явок, чувствовал ломоту в костях и щиплющие ссадины от вчерашних стычек с властями. Вой в груди, доходящий до сипения, но так и не прорвавшийся сквозь голосовые связки. Таким путем ходит каждый революционер. Он должен предать дом забвению, чтобы построить новый. Революция не знает близких и родных, она знает лишь соратников и идейных попутчиков. Революционер все ставит на карту, ради того чтобы изменить эту карту навсегда. Ради того, чтобы изменить жизнь миллионов, ради всего одной возможности и иллюзорной уверенности, что ему это под силу. Одного шанса лечь под гранит, чтобы твой памятник из него высекли. Его поставят в сквер где-то на окраине, где молодняк будет собираться вечерами под тусклым светом фонаря, и пить зимой дешевый алкоголь из горла.
– А кому этот памятник? – спросит чуть захмелевшая девушка. Еще девочка совсем, но уже старающаяся походить на мать и ее шлюховатых подруг чуть за тридцать.
– Да, парню какому-то. Писателю, наверное. Тебе не всё ли равно? Знаешь, у тебя глаза такие красивые, я тебе это говорил? – ответит парень рядом на скамейке. От него пахнет дешевым пойлом, он нагловат и целеустремлен.
– Да говорил.
– А еще губы там… (*он пододвигает голову ближе*) Ресницы, брови (*почти вплотную*), ямочка на щечке (*он на «финишной прямой»! ). И…и…и…
И им плевать. У них свои дела. Род человеческий нужно продолжать. «Сникерсни». «Йоу». «Make fuck, not war», или как-то так.