Помещение наполнилось
мерзким скрежетом: Чандо рубил, как заправский мясник.
А оркестр все
играл.
Вандора возилась на
полу. Кажется… Нет, вы только подумайте – и это, по-моему, все бабы
такие: она спешно натягивала матросские брючки! Нет, чтобы помочь –
фигли! Она торопилась спрятать от мира свою драгоценную целлюлитную
попу!
Чандо нырнул,
попробовал ударить сбоку. Я неловко подставил вилы: хряп! Косой
удар остро заточенного тесака отсек стальную насадку с зубьями. Я
стал счастливым обладателем голого черенка, ну как нудист посреди
обыкновенного пляжа – вот примерно так я себя
почувствовал.
Чандо взорлил: пошел
на меня гордо. Я отпрыгнул в коридор, тыча в негодяя
импровизированным копьем.
Экшен первый сорт!
Нет-нет, высший! Тесак против черенка от вил. Да еще эти башмаки
так жмут ноги, что я кусаю губы от боли.
Я понимал, что сейчас
меня изрубят на бифштексы, но организм не имел сил пугаться еще
больше.
Меня загнали в
коровник. Чандо, по всему, был умелым бойцом. Держа штаны левой
рукой, он так отменно управлялся тесаком, что я выставил ему пять
баллов.
- Му-у-у-у…
- Плюх-плюх-плюх!
- Сундаго… зря… -
проскрипел Чандо на выдохе. Глаза блестели недобро, но без той
страсти, которая отличает совсем уж конченых маньяков, которым
убить человека – неимоверная радость. Нет-нет, для Чандо это была
работа, устранение досадного препятствия, не более.
- Сам ты… Сундаго! –
бросил я, отступая. – Нашел еще… дурачка!
Он понял и удивился,
так, что приопустил тесак.
В этот прекрасный
момент за его спиной кто-то дробно прошлепал, и к промежности Чандо
со смаком приложилась маленькая босая ступня.
Чандо удивился еще
больше.
Его удивление перешло
в изумление, когда я всадил заостренный черенок ему в
горло.
Он упал на колени,
глаза почти сразу остекленели. Я повалил его на бок, и узрел
Вандору, похожую на разъяренную кобылицу; волосы как грива, глаза
мечут молнии, крылья носа трепещут. Если заржет – сходство будет
необыкновенное.
Ее маленькие груди –
нагие, с выпяченными сосками – уставились мне в глаза. Я видел, что
обе покраснели – Чандо шлепал по ним, глумясь в садистской
страсти.