Быстрее, у меня
считанные минуты, иначе корабль уйдет. А потом… нас или увлечет в
водоворот, или – заметят с «Благодати» и выловят, как притопленных
котят из ведра.
Франног бултыхался
неподалеку и издавал вопли, которым мог позавидовать вожак
павианьего стада. Отлично! Человек, даже не умеющий плавать, не
тонет сразу – так что у меня была уйма времени, чтобы спасти
старика.
Я добрался до него
парой мощных гребков, схватил, приподнял над водой и отбуксировал
ко второму креслу. Франног орал, разорялся почем зря, даже
попробовал залепить мне пощечину.
- Второй раз! Второй
раз ты сбросил меня в воду! Неслыханное оскорбление!
Я уложил его на
кресло, глянул наверх: из кормовых окон вырывался белый пар. Огонь
тушат, все спасены, туш, бис, ура! Врежьте музон, маэстро! Только
без меня, без меня. Я откочую подальше, мне что-то расхотелось
гостить на вашем судне.
- Второй раз!
- Повторение – мать
учения. Гребите за мной.
- Как? Ах ты, сявка
потрошенная! Ах ты, потрох сучий! Ах ты, гнилой подонок! Как мне
грести? Я ведь не умею плавать!
- Ногами! Навалитесь
грудью на кресло, ноги в воду – и гребите за мной!
- Я… не… не могу! Ты
жестоко надругался надо мной!
- Цыть! Цыть, вы,
девственница-весталка! Мне еще захватывать лодку! Молчите и гребите
за мной, старый вы дурень!
На «Божьей благодати» звонили пожарную тревогу, орали и
суетились. Здесь, внизу, внезапно наступила тишина. И еще – я не
слышал больше плеска весел. Наступила небольшая пауза, гребцы
растерялись, сбились с ритма. На это я тоже рассчитывал. Я успею
добраться до лодки, успею. Иначе все насмарку.
Я подгреб к креслу с принцем и отбуксировал оное к
Франногу.
- Плавайте тут, ждите.
- Ты бросаешь меня?
- Да, наша встреча была ошибкой. Ох-х… старый вы дуралей… Я.
Скоро. Буду! Караульте принца! И молчите, ради всего святого
молчите!
Я примерился обогнуть корму «Благодати» с левого борта, но
впереди показалось еще одно кресло: оно покачивалось на легкой
волне.
Борго! Сжавшийся в грязно-серый снежный ком, он скулил, как
побитый щенок.
Моя рука потянулась за саблей, но Борго ничего не соображал –
обожженный, намокший, он, кажется, утратил на время те крохи
рассудка, коими наделил его неведомый создатель. Правда, когда я
проплыл мимо, он шумно принюхался и что-то слабо рыкнул.