Мудрец задумчиво
опустил голову.
- Ну вот и хорошо, думайте, думайте!.. Ого-го-го-го-о-о! -
Флагман был уже близко, но его экипаж вряд ли пока мог различить
смысл шальных выкриков. - Эге-е-ей!.. Сюда-а, сюда-а!.. Я несу
околесицу, морские недоноски! Чтоб у вашего ненаглядного принца
штаны в задницу запихались! Чтоб у него волосья из ноздрей отросли
до пояса! Чтоб вы все утопли-и-и, уроды! - Нога моя подвернулась, я
вскинул руки, и плюхнулся в воду.
Неудачи!
Или просто: не желай
другим того...
Я взобрался на плот и
начал отфыркиваться, встряхивая головой.
«Божья благодать»,
надвигаясь, замедлила движения весел. Флагман был огромен, высок,
но при этом сохранял известное изящество обводов. На верхушках мачт
трепетали белоснежные вымпелы, однако имперского штандарта -
светло-синего, с четырьмя золотыми полосами, идущими по диагонали,
я не разглядел. Ванты облепили матросы. Я помахал им рукой и для
убедительности несколько раз подпрыгнул. На площадке грот-мачты
блеснуло стеклышко подзорной трубы.
- Хорошо, хорошо…
- Что хорошо-то, сын
мой?
- Знаю я этих
помазанников: перебросятся с тобой парой ласковых и забудут. У них
перед глазами каждый день сотни лиц, попробуй, удержи всех в
памяти, особенно когда это лицо - какой-то незначительный философ и
скверный чародеюшко.
- Шахнар!
- Никакой не Шахнар, а
истая правда. Вряд ли он даже приблизительно запомнил вашу... гм,
ряху, а если запомнил - теперь не узнает. Не думаю, что мне стоит
ломать вам нос, чтобы еще больше изменить облик - вот это-то и
хорошо.
- Ох-ох! Ах ты
сквернавец! Ты что же, это всерьез говоришь?
Я передернул
плечами:
- Это была бы боль во
спасение, так, кажется, говорится в мудрых книгах? Устроил бы все
как надо: «уронил» бы вас перед глазами матросов со шлюпки.
Расквашенное лицо - мизерная плата за спасение, правда? Не смейте
оборачиваться!
- По...
почему?
- Нельзя, чтобы с
корабля углядели, что ваши губы шевелятся в такт речи. «Благодать»
разворачивается боком, нас теперь отовсюду видно как на ладони. Ишь
ты, они подают какие-то сигналы!
С верхней площадки
фок-мачты, огороженной решетчатой балюстрадой, в небо, завиваясь
широкой черной спиралью, потянулась струя дыма. Затем ее обрезали,
очевидно, прикрыв отверстие кадила. Спустя полминуты над площадкой
вновь взвилась черная спираль.