Я много тысяч часов размышлял о том, как лучше организовать продажу крымских вин по всей стране. О футболе я рассуждал почти вслух даже тогда, когда рядом не было никого, кто мог бы поспорить со мной. Жизнь друзей мы всегда с другими друзьями анализировали настолько глубоко, что знакомым женщинам казалось, что мы умеем сплетничать лучше них. Я никогда не сомневался в том, что я умею думать! Меня этому учили много лет на философском. Я недавно классически умно купил себе машину: собрал всю информацию о спортивных купе, сравнил доступные модели, побывал на нескольких тест-драйвах, добился минимально возможной цены… Я действительно умею думать, но почему-то о себе как-то не думается. Эмоции перебивают… Честности не хватает… Не удается убрать из мышления фон из каких-то непонятных условностей и никому ненужных обязательств… Еще я заметил, что большая часть нашей энергии почему-то постоянно расходуется на то, чтобы скрывать от самих себя все, что мы знаем о себе. И думать о своих чувствах – это совсем иное, чем думать об абстракциях и железках. О чувствах надо уметь думать как-то по-особенному, и в университете меня этому почему-то не учили.
Я вдруг понял, что почти ничего не знаю о своих чувствах. Дружить со своими немногими мыслями мне всегда было проще, чем со своими тощими чувствами. Я лишь знал, что появляющиеся мысли у меня почему-то всегда убивают чувства, но почему-то не в этот раз. Я всегда знал, что есть чувства, которых во мне нет и, скорее всего, никогда не будет. Например, во мне нет веры. Веры в себя, веры в своего еще не родившегося ребенка, вера в близкого человека – нет этих вер у меня. Но разве это делает меня ущербны? Это пустое пространство безверия не заполняется какими-то другими чувствами-монстрами, потому что пустого пространства не возникает. Вместо «я верю» я говорю «не знаю». Мне легко жить со своим «не знаю». Я не комплексую по поводу своего незнания. Я не ставлю себе двойки за свое незнание. Я вовсе не уверен, что хочу все знать. Я переживу без веры в человечество и уж тем более в непонятных мне Богов, которые давно превратились почти в Дедов морозов, о которых мы вспоминаем в ожидании подарков и забываем, когда играем в свои земные игры…
Я думал обо всем этом, словно смотрел в колодец, не узнавая свое отражение в глубине. И, внутренне пошатнувшись, осторожно попробовал подумать о Веронике, будто вступил в холодную реку в жаркий день.