- А может я не хочу в институт? – в глазах Наташки вспыхнула
надежда.
- Ты можешь не хотеть, - мягко, но настойчиво мама убила эту
надежду, – но сделаешь так, как скажет отец. Хочешь замуж? Можно
устроить и это. Но будучи замужем девушка должна быть образована.
Иначе мужу ее не о чем будет с ней говорить. Как дела в гимназии,
Глеб?
- Замечательно, - я пожал плечами, невольно вытолкнув Наташку из
маминых объятий.
- Расскажешь, когда мы вернемся, - сказала мама и, как в
детстве, погладила меня по голове. – Наталья, поехали, купим тебе
новые сапоги. Но если, ты снова их не уберешь, и Вольдемар снова их
испортит, ходить будешь босиком. Глеб, прошу тебя, не уходи,
дождись нас. Мы скоро вернемся, а с друзьями вы сможете по
проказничать и позже.
Я улыбнулся и кивнул. Приятно выполнить просьбу мамы, тем более,
что все равно никуда не собирался. Да и дело у меня появилось.
Наташка, конечно, та еще заноза, но оставить без внимания того, кто
ее обидел я не могу. Все же я ее старший брат.
Крохотный черный паучок по тонкой, почти невидимой, паутине,
спустился с гардины на открытую форточку. Яростно треплющий тюль
ветер едва не сорвал паучка, но тонкие лапки вцепились в крашеное
белой краской дерево, удержали его, засеменили по неровной чуть
вздувшейся, но еще блестящей краске, донеся его до самого края.
Паучок замер, разглядывая сидящую под окном женщину. Он смотрел
вниз, не решаясь ни остаться на порывистом холодном ветру, ни
спуститься вниз, на собранные в тугой, высокий пучок начавшие
седеть волосы.
Словно почувствовав его взгляд, женщина оторвалась от книги,
проложив страницы пальцем закрыла ее. Глубоко и печально вздохнула,
немного сдвинулась назад. Ловко вытащила из-под кресла шаль,
прищурилась. Хитро, хитро, словно замышляла какую-то шалость.
Набросила шаль на колени, села еще глубже, устроилась, приняла
удобную позу в обитом зеленым бархатом кресле. Книга легла на
колени, палец ее скользнул по странице осторожно зацепил край,
перевернул. Женщина вздохнула и вновь погрузилась в чтение.
Теперь паучку не надо было спускаться на волосы, он мог
опуститься ей на плечо и скрыться в чуть посеревших от времени, но
целых и ухоженных кружевах ее платья. Если бы она накинула шаль на
плечи, он бы смог спуститься только ей на волосы. Слишком лохматая
шаль, слишком маленькое у него тело, слишком тонкие ножки. Но
теперь, когда она пересела он мог не бояться ни быть пойманным, ни
даже замеченным.