Я – дворянин, проиграл в драке уличным
мальчишкам, господи боже, позор-то какой!
- Жаров! – в
густом басе мужчины проявилась угроза и требование.
- Так точно,
ваше превосходительство! – откуда-то сбоку донесся, твердый и
уверенный в себе мальчишеский голос, что-то хлопнуло, что-то
стукнуло, словно мальчишка вскочил и уронил стул.
- Жаров, я,
что сказал сделать?
- Встретить,
как родного! – отрапортовал тот же молодой голос, и добавил: - Ваше
благородие!
- А вы что
устроили? – с разочарованием в голосе спросил мужчина, глядя в
темноту под окном.
- Встретили,
- удивленно отозвался невидимый мальчишка. – Как родного,
встретили.
- Дурачье! –
выдохнул мужчина. - Да чтоб родня тебя так встречала,
Жаров!
- Дак
встретили ужо, - невесело усмехнулся мальчишка в темноте и вновь
добавил: - Ваше благородие! Вы же сами знаете, как меня родня
встретила. Вот! Ну и мы маленько.
- Маленько? – мужчина наклонился надо
мной, осмотрел не прикасаясь. – Да на парне места живого
нет!
- Ну, бывает, перестарались маненько,
- в голосе Жарова не было сожаления. Немного страха, немного
непонимания, немного обиды и ни капли сожаления. – Всех так
встречаем. Вон Волчок не даст соврать, он после нашего знакомства
он три дня в лазарете провел.
- Перестарались? Маленько
перестарались? И ты его с Волчком не сравнивай. Волчок на улице
вырос, в подворотне, да в лопухах спал, воровал, чтобы выжить,
дрался через день. А он, - мужчина указал на меня рукой, - он
только на ринге да по боксерским правилам бился. А вот скажи мне,
Жаров, раз уж ты его с Волчком сравнил, что было бы, если бы я не
пришел? Убили бы?
- Да зачем же? – в голоса Жарова
сквозила обида. – Он же упал. А как упал, мы так немного помяли
его. Для острастки. Ваше Благородие, он хоть и знатный. Я же
правильно понял, он знатный? Так даже знатный место свое должен
знать.
- Тем более знатный, - просипел кто-то
другой.
Мужчина
ничего не сказал, лишь покачал головой. Он наклонился надо мной.
Обхватил левой рукой мой подбородок, повернул голову, потрогал
царапину за ухом, цокнул языком. Прошипел что-то об умственных
способностях Жарова и компании, спросил:
- Все в
порядке, кадет? Живой?
Я поднял
голову, взглянул на него иначе, внимательно изучая, как учил отец.
Лихой курчавый чуб падает на лоб, скрывая повязку на правом глазу.
Левый глаз чуть прищурен, смотрит на меня внимательно, словно
изучает. От правого краешка острого носа, через аккуратно
постриженные, покрытые маслом усы до уголка тянется старый давно
ставший фиолетовым шрам. Тонкие губы изломаны в кривой усмешке, но
не понятно, он действительно смеется, или это шрам приподнимает
губу. Подбородок острый, с крохотной ямочкой, чисто выбрит, как и
щеки. Ни тебе бакенбард, ни пропущенных волосков. Воротник белой
рубашки расстегнут. Кажется, что небрежно, по невнимательности, но
чувствуется, что так и было задумано. Поверх рубахи жилетка
простая, с атласными вставками спереди и кожаными по бокам. Из
левого кармана торчит цепочка часов из белого метала. В другом,
тоже что-то лежит, но понять что я не смог. Что-то плоское, похожее
на портсигар. Возможно, что и он.