Не сказать, что его задевало такое равнодушие отца. Люциус давно
уже понял, что королю плевать на семью, так зачем же мучить себя
напрасными переживаниями из-за безразличия папаши?
Всему необходимому его обучают куда более компетентные люди.
Да и чему он может его научить?
Как пропить королевскую казну?
Может он научит как прилюдно унижать и позорить жену
бесконечными изменами со всякими патаскухами?
Или как запустить отношения с собственной семьей? Да так, чтобы
при виде него даже собственные дети задались вопросами типа «кто
этот бородатый дядька от которого воняет?»… Если что, это спросил
Джоффри, когда отец лично поздравил его со вторыми именинами, а это
о многом говорит.
Отцовская любовь и опека?
Не смешите, любви одной матери хватит на пару жизней вперед, а
его «опека» ему нахер не сдалась.
Мать права — его отец всего лишь тупой, похотливый боров,
которому по какому-то недоразумению на башку нацепили корону,
которую он терпеть не может.
Это справедливая оценка, разве что, Люциус бы еще от себя
добавил, что отец тот еще слабак, который не может смириться с
потерями прошлого и взять свои низменные страсти под контроль.
И вдобавок он олицетворял собой еще одну крайнюю грань того, к
чему он сам может прийти, если не сдержит свои инстинкты в узде.
Что с ним будет, если он выберет легкий путь и попытается утопить
свои проблемы в вине и разврате.
А ведь когда-то он был действительно великим воином, которого
прозвали Демоном Трезубца не просто за красивые глазки.
Барристан говорил о непобедимом великане шести с половиной футов
роста, в тяжелой броне и в шлеме увенчанным оленьими рогами.
Говорят на поле боя он походил на непобедимое чудовище со своим
знаменитым шипастым молотом.
Сильный, смелый, великодушный воин, которого боготворили люди...
Хотел бы он хоть раз увидеть отца таким, как его описывают те, кто
застал Роберта Баратеона в лучшие годы.
Теперь же… все по другому, и не скажешь, что когда-то было
иначе.
Отец хоть и высок, но медлителен. Сытая, безбедная жизнь и
отсутствие всяких амбиций лишили его стимула к развитию и он
превратился в жалкое подобие самого себя. Люциус не понимал его.
Все… буквально все живое на свете так или иначе инстинктивно
стремится к развитию, такова природа вещей, просто в случае
кронпринца эта черта возведена в абсолют.