А на пороге возник старый Франсуа, виновато комкая колпак и
искоса глядя на отца. Тяжело вздохнул.
— Что стоишь? Неси спирт и бинты, зови…
Отец не договорил — Франсуа уже исчез. И крылатая тень исчезла.
Все стало как обычно, только свое тело Виола по-прежнему видела
сверху и со стороны.
Но ведь она не умерла, нет? Иначе бы отец не требовал бинтов!
Нет, ей слишком рано умирать, ей всего шестнадцать! Она вообще не
хочет умирать!
— Все будет хорошо, моя девочка, — шепнул отец и поцеловал ее в
висок.
А потом подошел к стене… Не к двери, а к стене, завешенной
гобеленом с изображением умирающего Роланда, и шагнул в нее. В
стену. Прямо в стену! И прошел, между прочим, насквозь, прямо в
Виолину комнату! То есть с третьего этажа на второй, и в
противоположное крыло замка!
Как в фильме "Чародеи" — они с мамой смотрели его каждый Новый
год, даже если встречали его не в Москве.
— Мсье Жан, что случилось? — раздался взволнованный голос
Рашель, домашнего доктора.
Она уже ждала в комнате, у свежей постели, и шагнула отцу
навстречу — словно это нормально, выходить из стены, а не из
двери.
И словно это нормально, ходить на хвосте. Рыбьем. И заплетать
водоросли в косы.
Виола мысленно вздохнула, смирившись с очень, очень странными
видениями. Просто это бред. От удара по голове бывает. Вот и волчья
морда, просунувшаяся в дверь, разговаривает голосом Рауля.
Извиняется. Не уследили, прозевали, виноваты, примем любое
наказание, мессир.
Кино! Вот и Франсуа в своем неизменном красном колпачке как-то
подозрительно похож на домашнего эльфа Добби, так же горестно
хлюпает носом, разве что головой об стенку не стучится. Только
Дамблдора с совой не хватает.[5]
А потом куда-то исчезла легкость, стало темно и голова, кажется,
раскололась на много-много кусочков, и каждый кусочек болел
отдельно.
И совсем рядом кто-то звенел чем-то стеклянным и противно
пахнущим. Доктор Рашель, наверное?
— У мадемуазель шок, мессир. Сотрясение легкое, рана неглубокая,
но вот психическая травма…
— Мою дочь психическими травмами не взять. Не волнуйся, Рашель.
Иди пока, успокой всех, скажи, что с девочкой все будет в
порядке.
Послышались тихие легкие шаги, потом дверь закрылась. А на
кровать к Виоле сели, погладили ее по руке. Вздохнули.
Очень хотелось сказать папе, что все уже хорошо, она жива и
больше не будет связываться с маньяками и проклятыми экспонатами,
но язык не слушался.