Дождавшись, пока насельницы поделят склизкую гадость, именуемую
гарниром, работницы столовой — простоты ради я назвала их пока так
— черпали из котелков, которые они на стол почему-то не ставили,
куски жирного бледного мяса и плюхали их на тарелки. Мухи взлетали,
недовольно жужжа, и накидывались на мясо, насельницы лениво
отгоняли их ложками и, коротко помолившись — я поняла это по низко
склоненным головам и прикрытым руками лицам, я делала так сама
возле статуи, — принимались за обед.
Что-то меня крайне смутило, и я не смогла себе сходу сказать,
что именно. Помимо мух и еды и помимо того, что я ожидала от
столовой этого времени чего-то иного. Но здесь уже знали ложки,
грубые, деревянные, обкусанные, и тарелки были такие же деревянные,
старые, все в щербинах. Я медленно шла и бесцеремонно заглядывала в
тарелки. Если мне и хотелось есть, то сейчас желание было отбито
напрочь. Грязь и мухи, вонь, полнейшая антисанитария.
Я прошла вдоль одного ряда столов, вдоль второго. Насельниц было
человек пятьдесят, с краю последнего стола уселись те, кто работал
— в этот день или вообще — на кухне, и пазл у меня внезапно
сложился.
— Положили ложки, выпрямились, вытянули перед собой руки так,
чтобы я их видела! — громко сказала я и снова пошла вдоль столов,
обращая внимание теперь уже на другое.
Нет, мне не показалось. Я пристально смотрела на руки женщин,
затем — на них самих. У тех, кто работает здесь давно, руки более
грубые, распухшие, у многих уже артрит и щелок проел кожу до язв.
Кто-то выглядит истощенным, кто-то, напротив, наел бочка, а в
тарелках у женщин, если исключить перемешанный с мукой лук, разные
порции мяса. И у большинства насельниц бочка прекрасно сочетаются с
мясом, а количество мяса абсолютно не вяжется с натруженностью
рук.
— Можете трапезничать, — позволила я. — Молитесь усерднее перед
вкушением пищи. — Сестра Шанталь показывала нрав, но я ей не
мешала. Пусть, потому что если я начну затыкать ее, все обернется
хуже, для меня в первую очередь. Я дошла до конца стола,
повернулась к работницам кухни. — Вы. Положили ложки и встали.
Осчастливить против желания невозможно? Все может быть.
Справедливость не насадишь насильно. Но это лирика.
— Почему вы кладете всем разное количество мяса?
— Сестра?..
Я хмурила брови и косилась на столы. Изумленное донельзя лицо
Консуэло я заметила. Ей тоже не положили достаточно мяса, как и
Лоринетте.