Сейчас я поняла очень быстро, что гонг — рядовое событие, что-то
вроде звонка после уроков — пугаться не стоит. Коридоры наполнились
людьми — я не слышала голоса, лишь сбивчивый шепот и шаркающие
шаги, поэтому я встала и вышла из комнаты.
Насельницы стекались в дальний конец здания, и я вспомнила, что
оттуда тянуло молоком. Обед? По времени не было похоже на ужин, но
что я знала о местных порядках? Зато я кое-что знала уже о
провианте, и стоило посмотреть, как все происходит, начать хотя бы
с чего-нибудь.
Я пропустила всех женщин — молодых и старых, или они состарились
преждевременно от невыносимого труда, и худеньких, и очень полных,
все они были одеты в одинаковые серые грубые платья, и головы у
кого-то были покрыты, у кого-то нет. Вероятно, в привычке сестры
Шанталь было так же стоять у стены, сурово осматривая женщин, ни у
кого не вызвало удивления, что я оценивающе смотрю на них. Разве
что некоторые опускали голову ниже и ускоряли шаг.
Наконец прошла последняя насельница и больше не было никого. Я
подождала еще с полминуты и вошла в обеденный зал. Гулко, холодно,
кислая вонь, и перебивающий ее запах молока — единственное, что
примирило меня с увиденным. Запах молока умиротворял, и если не
открывать глаза, похоже на милые ясельки, только не гукают дети и
не щебечут нянечки.
Если вслушаться, то основным звуком было жужжание мух. Они
летали по всему залу и напоминали растревоженный пчелиный рой —
жирные, смачные, мерзкие мухи. Меня замутило, но тут же я сказала
себе — возможно, это еще не самое страшное, и не спеша пошла вдоль
столов.
Насельницы спокойно сидели, негромко переговариваясь, к ним
подходили женщины в грязных фартуках и ставили на стол котелки,
один на пять-семь человек. Затем они возвращались — я назвала это
стойкой, но больше напоминало рабочий стол рядом с огромной
заляпанной плитой-печью, брали еще один котелок, шли к обеденным
столам и ждали, пока женщины положат себе варево из первого
котелка. Я припомнила, что было в списке: хлеб, мясо, мука, овощи,
и, наверное, в котелках и были овощи в комках муки. Лук и мука,
перемешанные друг с другом, и изредка я могла рассмотреть соцветия
«брюссельской капусты» — здесь она несомненно называлась иначе и
цветом отличалась — неприятно-фиолетовая. На тарелки тотчас
садились мухи и приступали к трапезе куда раньше, чем женщины.