Я решила навестить детский приют. Тяжело, я морально еще не
готова, но надо увидеть, что меня ожидает там. Я постаралась не
думать, куда мне идти, просто шла, держа в голове конечную цель, и
очень скоро очутилась перед запертой дверью.
Массивная дверь с закрытым окошком и тяжелой медной ручкой.
Взявшись за нее, я постучала и долго ждала, пока раздастся лязг
окошка.
— Сестра Шанталь, — услышала я голос, и в просвете мелькнуло
уставшее пожилое лицо. — У нас все хорошо, мы закрылись, дети все
легли спать. Да хранит вас Милосердная.
— Да хранит Милосердная вас, — пробормотала я, и окошко
закрылось. Ничего вроде странного, дети ложатся спать рано,
особенно здесь, где нет электричества и вряд ли существует хоть
какое-то подобие школы. Но что-то было не так, снова не так.
Я брела в свои комнаты и дошла до двери, ведущей в открытую
галерею с красивыми фресками. К моему удивлению, дверь была
заперта. Изнутри на засов, но — кто и когда запирает монастыри?
Разве от внешней угрозы? Но сейчас, насколько я понимала, нет войн.
А если предположить, что это предосторожность, чтобы не сбежали ни
дети, ни женщины, то смысл запирать дверь таким образом?..
Я смертельно устала и осознала это только тогда, когда дошла до
своей кельи. Как выяснилось, комнатки рядом с моим же кабинетом.
Узкая кровать, узкое закрытое окно, жаровня, сейчас погашенная,
сундук в углу, умывальник и кувшин рядышком, и три свечи на этом же
столике. Удовольствие не из дешевых — свечи, подумала я, что-то
вспомнив из того, что я знала, и еще — кто-то обслуживает меня,
причем так, что я этого и не вижу. Преимущество моего положения —
сервис как в пятизвездочном отеле.
Я начала раздеваться. Монашка — не знатная дама, и одежда ее
была простой, такой, что одеться слуга Милосердной, как и
раздеться, без вопросов могла самостоятельно. И пусть я не знала,
как одевались в моем мире в эти времена монахини, мое платье здесь
меня порадовало.
Я обнаружила, что сверху на мне не ряса и не роба — хабит?
Больше смахивало на него, — скорее какая-то мантия, а под ней —
белая льняная рубаха, жилетка и самые настоящие штаны! Я даже
всмотрелась — не панталоны ли? Но нет, глаза меня не обманывали, я
действительно была одета в штаны и, как я догадывалась, я могу
снять хабит и ходить без него, и никто мне не скажет ни слова.
Волосы не убраны под апостольник или вейл, как полагалось в моем
мире, а собраны в подобие косы. Свободы определенно больше, и,
возможно, это связано с тем, что верховное, а может, и единственное
божество здесь женщина.