– Надо бы ибупрофен срочно в производство запустить. Или хотя бы
парацетамол…
И мысль Марию Федоровну удивила тем, что она прекрасно знала,
что из себя представляют прозвучавшие в голове названия медицинских
препаратов. Но вот откуда она это знала – это вспомнить ей не
удалось: после довольно напряженного дня сон ее сморил очень
быстро.
Евдоким Кондратьевич скорее по обычаю, чем по привычке громко
выругался (осмотревшись, естественно, дабы слова его ни бабы, ни
отроки не услышали), и легко стеганул лошадку. Для порядка
стеганул, Милка его и без кнута было скотинкой послушной, плуг
тянула всегда вообще без принуждения. Но вот то ли рукой он слишком
резко махнул, то ли землица-матушка на брань обиделась, но голова у
него сильно заболела. Очень сильно, так сильно, что аж упал мужик
на колени и вернул землице все, что он утром съесть успел. А затем,
кое-как выпрямившись (но с колен еще не вставая), он машинально
положил руку – ту самую, что кнутом махала – к себе на шею и сильно
нажал. Боль утихла, а в голове у мужика возникла странная
мысль:
– Нужно срочно здоровье поправить, в девятнадцать – и такие
скачки давления, так и помереть недолго. А при нынешней химии от
давления разве что каптоприл синтезировать получится…
Но мысль эта быстро куда-то пропала, и Евдоким Кондратьевич, все
же поднявшись и еще раз помассировав себе шею, налег на рукоятки
плуга: уже март на дворе, с севом опаздывать никак нельзя. Ведь
уйдет вода – и останешься без хлебушка…
Петр Сапожников сидел в одиночестве за столиком трактира и
мысленно перебирал детали своего непростого пути в Первую столицу.
Меньше полугода назад он, после того, как отец отвез его в
больницу, вернулся домой «другим человеком». То есть оставаясь тем
же самым рабочим Мотовилихинского завода Петром Сапожниковым, но
одновременно он стал и бойцом-штурмовиком Александром с позывным
«Тор». Когда он осознал случившееся, то воспринял это довольно
спокойно, вот только «воспоминания о будущем» его изрядно напугали.
Но никакого «раздвоения личности» он не испытывал – просто в голове
как-то быстро добавилось и знаний, и опыта. Порой весьма
специфического опыта, однако этот опыт помог ему очень быстро
превратиться из малограмотного работяги в довольно преуспевающего
торговца и переехать, наконец, в Москву. Именно в Москву, которую
там, на далекой станции, все оставшиеся в живых пятеро людей
единодушно избрали в качестве основного места встречи. Он еще раз
вспомнил спор о том, куда им лучше всего «переместиться», спор, в
котором победила именно его точка зрения. Когда до них дошло, что
система сбора информации эту информацию в принципе может передавать
в любом направлении, они почти полгода выбирали оптимальную дату
«изменения истории», и после долгих споров решили, что лучше всего
(и проще всего) это можно будет проделать после мировой войны.
Первой Мировой, после любой другой небольшая группа людей или даже
один человек будет уже не в состоянии повернуть историю в ином
направлении. А вот в самом конце десятых годов это выглядело вполне
возможным. А Библиотекарь – меланхоличная женщина по имени Ха-Юн –
заметила, что «лучше переносить матрицы сознаний пораньше, чтобы
было время на адаптацию». А еще она предупредила, что «разброс по
времени» даже при одновременной отправке матриц может составить от
пары недель до пары лет, так что единодушно было решено, что «лучше
пару лет подождать чем на пару месяцев опоздать». А еще
определенное время требовалось для того, чтобы всем собраться
вместе: разброс по расстоянию Ха-Юн оценивала в районе полутора
тысяч километров. Плюс-минус еще неизвестно сколько…