- Что, сволочи, не ждали? – не знаю откуда, но при виде этого
чавкающего и пьющего, сброда, что решили завтра, как крысы, сбежать
из усадьбы, бросив моих сестер, на меня накатила лютая классовая
ненависть: - Ну жрите, жрите, напоследок, на каторге вам, лет
десять, ничего подобного не поднесут.
- Ваше благородие! – Еремей обменялся взглядами с двумя
мужчинами, сидящими за столом, после чего набулькал полный бокал
вина из бутылки, отрезал огромный кусок окорока, который бросил на
блюдо вместе с куском калача, куда присовокупил нож, но не
столовый, а большой, кухонный: - Как мы рады, что правда
восторжествовала, и вас выпустили. Отпейте и закусите, чем Бог
послал. А мы тут, дворня ваша, решили ваше освобождение
отметить…
Ох, не нравился мне острый ножик, который на блюде, в
совокупности с огромным бутербродом, бокалом и лживой еремеевской
улыбочкой, ко мне приближались. И хотя все мое существо, жителя
гуманного двадцать первого века, шептало, что такого быть не может,
что мне все это кажется, но руки сами провернули рукоять у
трофейной трости и обнажили, спрятанный там, полуметровый
клинок.
- Вы что, барин? Плохо себя чувствуете? Может быть, к доктору
послать? – Еремей побледнел и остановился, не сводя взгляда с,
подрагивающего у его носа, кончика моего оружия.
- Я себя прекрасно чувствую, Ерема. А, после того, как твои
предательские речи услышал, то в голове такая ясность ума
наступила…
Еремей не стал дослушивать мои разглагольствования – Схватив с
блюда нож, он бросил на пол, ставшую ненужной, тарелку с
бутербродом и стаканом, и попытался ткнуть меня лезвием,
одновременно стремясь перехватить рукой мою шпагу, проявив при этом
недюжинную ловкость и прыть, но…
Но я был готов к чему-то подобному, успел отступить назад,
разрывая дистанцию, а потом ткнуть Еремея шпагой в правое плечо.
Тонкое жало шпаги легко преодолело плоть и ткнулось во что-то
твердое, очевидно кость. Я выдернул шпагу и сделал шаг назад.
Нож выпал из окровавленной руки злодея, мужчина пытался зажать
рану, неверяще, глядя на меня.
- Ты что? Ты же меня зарезал! – прошептал Еремей, отступая к
столу, за которым царил жуткий бедлам. Двое мужиков, бросившиеся на
дворника, одновременно с управляющим, уже получили свое – один
короткий тычок стволами ружья в лицо, а второй – окованным металлом
прикладом в грудь, и этого хватило, чтобы забыть о попытках
нападении на Бориса. Первый нападающий, зажав лицо ладонями, упал
на колени и тихонько выл, второй же, от удара, опрокинувшийся на
стол, медленно сползал на пол, сбивая вниз миски и стаканы, которые
он защепил. Несколько женщин сбились в кучу в углу кухни, громко
визжали, периодически выкрикивая «Караул!» и «Убили!». Н-да, караул
бы нам сейчас не помешал. Я почувствовал себя мужиком из анекдота,
который поймал медведя, но тот его не выпускает. По- хорошему, взяв
в плен весь десяток продажной прислуги, мне бы послать кого за
полицией, но вот кого – нас с дворником тут только двое, больше
никого из взрослых дома нет …