Которая в этот же момент начинает поворачиваться. С той стороны.
— Кирилл. — Просто как принятие того отвратного факта, что и для меня есть место в этом мире.
— Урманов. — Последние десять лет на его имя у меня стойкая аллергия. — Какая быстрая у тебя командировка.
— Семья важнее… для меня.
Сколько раз мы пересекались вот так, в дверях, и каждый раз одно и то же.
— Моя семья, — издевательская усмешка в ответ.
— Вадим! — Но всё, солдафон мгновенно забывает обо мне и пропадает в её взгляде и её объятиях.
И чёрта с два я стану на это смотреть.
Тем более что ужин с Романовской никто не отменял.
___
[1] Подробнее в книге «Пантера для Самсона».
10. Глава 10. Олеся
Вздрогнув от трели дверного звонка, я понимаю, что заснула прямо над GreenTeam.
Шея затекла так, что стоит большого труда повернуть голову, спина болит, а в Архикаде[1] творится какой-то треш. Отложив ноутбук, решаю, что отменить бредовые правки могу и потом.
Звонок в дверь прекращается на какие-то несколько секунд, чтобы заголосить с удвоенной силой.
20:45.
После сегодняшнего Самсонов всё ещё рассчитывает на ужин? Да он оптимист. Наглый зажравшийся оптимист, который решил, что может просто отвернуться и уйти после всех своих слезливых заявлений.
Кто там недавно хотел в цирк? Получите-распишитесь, Самсонов на арене.
Дз-зынь.
— Чёрт!
Встать получается со второй попытки, поджатые под себя ноги колет мелкими, противными иголками от колена до голени. Радуясь, что мои метры очень даже скромные, припадая на левую ногу, я добираюсь, наконец, до двери.
— Самсонов, да ты достал!
И распахиваю её на всю ширину, не потрудившись посмотреть в глазок. В эпоху домофонов в него давно уже никто не смотрит.
— А я?
За последние три года Владан Шумерский не изменился — всё те же наглые карие глаза, всё тот же художественный беспорядок на голове, всё те же паскудные замашки. Те самые, которые позволяют этой скотине взять и заявиться ко мне домой после всего, что он исполнил.
Сразу захлопнуть дверь не получается — мешает ботинок из светло-коричневой замши. И сломать бы тот ботинок вместе с ногой, но моих сил для этого, увы, не хватит.
— Лесь, пусти, я пришёл просто поговорить! — Он вцепляется в торец двери, а у меня, как назло, под рукой нет ничего тяжёлого.
— Шумерский, ты меня обокрал! Если я и пущу тебя, то только пинком с балкона. — Чистое, ничем не замутнённое бешенство накрывает так, что прерывается дыхание.