Конечно, я вытащила лягушку из кармана и попыталась пристроить в
какую-нибудь из щелей, но та, видимо, пригрелась и проворно
заскочила обратно. Ну и ладно. Лес лучше коровника.
Когда начало смеркаться, Гарм разбудил меня тихим ворчанием. Я
сползла со стога сена, вытащила из кос соломинки и высунула нож
наружу. Пёсик выбежал первым и уверенно направился вперёд. Я
зашагала за ним. На улице быстро темнело. Это были последние дни
перед солнцеповоротом, самые тёмные дни в году. Дул резкий ветер,
заметая тёмные улицы снегом, и редкие прохожие отчаянно кутались в
шерстяные плащи, пытаясь спрятаться от дыхания севера.
А ведь в моём детстве зимы не были столь холодны. В конце
декабря могло выпасть немного снежка, в котором любила играть
детвора, лужицы покрывало льдом, а в феврале уже распускались
первые цветы. Всё изменилось прошлой зимой. Помнится, я встала с
одра болезни, едва не ставшего одром смерти, и увидела в окно
совершенно белую улицу. Это была ужасная зима, дрова отпускали едва
ли не по цене золота, и длились холода до самой весны – таять снег
начал лишь в марте. Нянюшка любила повторять, что люди стали злы, а
потому гибель мира очень близко.
– Помяни моё слово, антихрист уже народился…
Но мне зима нравилась. Особенно снег. Особенно в лесу.
Когда мы добрались до собора, на небе багровела туча – солнце
только-только зашло, и его отсветы разливались кровавой лужей по
небу. На нежно-лавандовом фоне готический храм выглядел едва ли не
зловеще, и как-то сразу вспомнились истории о призраках, которые
бродили тут по ночам. Отец Аббас, жадный сквалыга, доведший служку
до смерти от голода и не простивший бедной вдове долг в полмедяка,
отчего та повесилась в сарае и теперь вечно преследует призрак
жадины. Кровавая Женевьева, отравившая шесть мужей и под присягой
клявшаяся в своей невинности. Её застали с поличным, как раз когда
мачеха пыталась утопить сына своего последнего мужа. Отец Фабиан,
обожавший между мессами разбойничать на большой дороге. А его
внебрачный сын заманивал влюблённых девушек в лес и там убивал их.
Последняя из «невест» последнего случайно застала расправу над
предпоследней, подобрала отрубленный пальчик с кольцом, смогла
сбежать и обвинить жениха в непотребстве. Но Ксавье в соборе бродит
только от Пасхи до Троицы, проклиная своего батюшку за сожительство
с матушкой, а в остальное время предпочитает завывать или на
большой дороге, или на Рыночной площади, где был когда-то
повешен.