– Надо бы повести вас на какой-нибудь фильм Чарли Чаплина, чтобы вы повеселились, – сказал Лоран.
– Ой, не надо, Чаплин мне действует на сердце, погружает в тревожное состояние. Пугает меня. Подавляет своей способностью показать несчастье людское. Фильмы Чаплина вызывают чувство вины.
Он нашел, что Лиза Дрори способна дезориентировать. Ее фразы, даже самые невинные, открывали пути к мирам, где множество размышлений.
– Я не считаю, что надо придавать трагическое значение любому трюку… Если бы вы были более поверхностны, вы бы так не относились. Вы, должно быть, любите Вуди Аллена, правда? Все его считают гением. Я с трудом признаюсь: он мне кажется скучным. Это плохо?
Вдруг ей все это надоело.
– Я не могу быть веселой, господин Же. У меня умер отец. Недавно. От рака. Пять недель агонии. Он был примерно вашего возраста. Когда смотрю на вас, я думаю о нем и сержусь на вас, потому что вы – живой. Я просто завидую вашей жизни. В этом трудно признаваться, стыдно, я знаю. Извините, что я сказала вам все это. Мне кажется, будет лучше, если вы проводите меня до моей гостиницы.
Застеснявшись и сконфузившись, он сказал:
– Я вас понимаю. Вы правильно сделали, что сказали мне это. Я очень вам сочувствую.
В напряженной тишине она поднялась. Ей больше не хотелось быть приятной. А ему не улыбалась перспектива провести долгий ужин в обществе юной дамы, которую одолевало горе.
Официант-китаец наблюдал за ними. Он допускал, что этот европеец не очень деликатен. Ведь он заставил ее ждать, а теперь довел до слез.
– Время, – сказал Лоран.
Надо же было что-то сказать.
– Время – великий целитель. Поверьте мне… Вы молоды. Вся жизнь впереди. Постепенно… Сами увидите…
Он избегал разговоров о болезнях, о невзгодах, о семейных проблемах. Ему приходилось только присутствовать на светских похоронах известных людей. На этих церемониях, по обыкновению, в определенный момент он тоже обходил гроб, но сразу после этого с облегчением покидал пропахший ладаном дом, чтобы предоставить это место другим. Затем пожимал руки окружающим. Одев на несколько минут маску неизбывного горя, он скучал и произносил слова, избитые, как морская галька, типа: «Если бы вы знали, как мы были близки… Какая потеря! Мужайтесь!» или же «Я всем сердцем вам сочувствую. Вы увидите: время все ставит на место».