В своё оправдание она могла сказать, что это было слишком
культовое место, чтобы просто так отвлекаться на разговоры
взрослых.
Неизвестно, насколько Тереза поверила в слова МакГонагалл (лично
Сигрид была уверена, что совсем не поверила), но воспротивиться
общему движению не решилась, послушно следуя вслед за куда более
уверенными Эвансами. Юхас же во все глаза рассматривала парочку
девочек, теперь уже очевидно являвшихся будущими матерью и тётей
главного героя той сказки, в которую, как теперь стало понятно,
Сигрид попала. Петунья не выглядела особенно отталкивающе. По ней
было заметно, что происходящее ей не просто не нравилось, а жутко
бесило. Лили же смотрелась маленькой лесной феей, внезапно
оказавшейся посреди шумного города и теперь искренне наслаждающейся
каждой секундой.
Неудивительно. Совершенно неудивительно.
Лавка Олливандера смотрелась так же сказочно-аутентично, как и
вся пестрящая всеми красками и играющая сотнями использованных в
фентези-артах оттенками. Что было довольно странно, учитывая
пыльные окна, покосившиеся стены и общий вид фасада здания. Ладно,
Сигрид поспешила с выводами: если вся Косая Аллея была выдержана в
согласии со сказочно-средневековым антуражем, то лавка с волшебными
палочками скорее косила в стимпанк.
Первой туда забежала Лили Эванс, с которой почему-то пошли оба
родителя. За Петуньей попросили посмотреть явно растерявшуюся от
этого Терезу. Юхас наблюдала за этим с явственно выступающим на
лице замешательством.
Ух ты. Теперь понятна эта жгучая зависть и почти ненависть вроде
бы взрослой и состоявшейся женщины к младшей сестре, которую убили
чёрт-знает-сколько-лет-назад ещё совсем девчонкой.
— Ну и сумасшествие, правда? — вполголоса протянула Сигрид,
подходя ближе к угрюмо прислонившейся к стене магазина девочке.
Тереза пока что отошла в сторону, заинтересовавшись каким-то
растянутым столом с кучей то ли амулетов, то ли просто бесполезных
висюлек.
— Можешь не тратить на меня своё время, я не из ваших и в
Хогвартс не поеду, — гораздо более раздражённо, чем того требовала
ситуация, огрызнулась блондинка, тут же поджимая губы и складывая
руки на груди. Юхас хотела бы считать, что в последней части фразы
было пренебрежение, а не жуткая обида и горечь, но это означало бы,
что она не так уж хорошо разбирается в людях, как привыкла
считать.