Справа — подворье под крышей: дровяник, какие-то пустые загоны
по грудь высотой, для скотины, наверное. Наверху — настил, откуда
доносился запах сена.
— Сортир — там, - махнул он прямо, на крашеную зелёной, кажется,
краской дощатую дверь с непременным сердечком, выпиленным в средней
доске. Удачное изобретение - туалет под крышей и сразу за стенкой.
Таскаться на край участка впотьмах не надо.
Слева, скрипнув, отворилась тяжелая невысокая дверь, и мы по
очереди, пригнувшись, вошли в дом. Лесник прошёл вперёд, скрывшись
во тьме, которую почти сразу разогнал неровный жёлто-оранжевый
свет. Свечи?
Точно. Дед вышел из-за печки с подсвечником в одной руке и,
вроде, керосиновой лампой в другой. За стеклом керосинки плясал
огонёк свечи. Судя по запаху — настоящие, восковые, не стеариновые,
или из чего там их сейчас делают?
Справа от двери нашёлся на стене серый железный рукомойник с
раковиной, внутри бело-рыжей от ржавчины, снаружи чёрной, и ведром
под ней. Дальше вдоль стен метра на полтора тянулись полки с
какими-то банками, пузырьками и свёртками крафт-бумаги. Потом шла
печь, настоящая, русская, будто бы недавно побелённая. В маленьком
доме она, казалось, занимала если не половину, то точно треть
свободного места. За печкой, судя по углу стола и стулу с гнутой
спинкой, была кухня, где вдвоем и встать-то, наверное, проблема.
Через перегородку от неё — горенка, видимо, в которой я увидел
только спинку кровати. Старая, панцирная, с шишечками по углам.
Слева, за вешалкой, был дверной проём, закрытый занавесками.
Нарисованные на них гроздья красной смородины почему-то приковали
мой взгляд сильнее, чем остальные детали, громко говоря,
интерьера.
— Там ложись, - махнул дед на смородиновый занавес. - Там сын
мой ночует, когда в гости заезжает. Бельё чистое, ляг и спи. Там
травы поверху висят, головой, смотри, не зацепи, да руками не маши
особо.
— Почему? - уточнил я, будто привык с детства в гостях перед
сном махать руками.
— Зацепишь — осыплется, спать будет неудобно. Сухая трава
колется, - как дураку объяснил хозяин.
Я зашёл, неся свечную керосинку, что дал мне в руку дед.
Комнатёнка узкая, как купе. Слева койка, впереди тёмное окно за
занавесками. Под потолком гирляндами шнурки с метёлками свисавших
трав. Поставил, задув свечу, светильник на пол, на такой же
лоскутный половик, как и в бане. Сел на скрипнувшую кровать, стянул
ногами войлочные чуни, тапки из валенок с отрезанными голенищами.
Носки с футболкой и трусами, выстиранные по наказу деда, висели на
шнурке, что пропадал в темноте по направлению к гумну. Или
овину.