Дед ещё куда-то нажал – и убрал руку от стены. А окружность
будто разрезали на части, как пиццу – и получившиеся сектора стали
поднимать острые вершины к самому центру крыши. Оттуда прямо на
прутик с листьями ударил луч света толщиной, пожалуй, с меня. И я
увидел, как деревце, саженец или чего там торчало в этой странной
конструкции сверху, на глазах развернуло листочки навстречу солнцу
и теплу. Это смотрелось одновременно естественно и мило, но в то же
самое время совершенно нереально и от того пугающе. Ни пляшущие
лучи, увеличивающиеся в диаметре, ни шевелящиеся, будто живые и
разумные, листья объяснить мне было нечем. Я посмотрел на деда. Тот
не сводил глаз с прутика, что нежился в солнечном столбе, и
выглядел настолько счастливым, будто смотрел на любимого
единственного карапуза-внука, что строил песочный замок на ласковом
морском побережье, где тёплая вода, доброе солнышко, полный пансион
и никаких проблем вовсе.
– Он с полчаса где-то завтракать будет. Начну рассказывать, если
ты не против? – повернулся ко мне дядя Митя, с заметным усилием
отведя глаза от деревца.
Я был против шевелящихся деревьев. И солнечных кругов,
возникавших в сараях из ничего. Против «рассказывать» – ровным
счетом ничего не имел. Что и постарался лицом показать Алексеичу.
Слова как–то не подбирались.
Давным-давно, когда редкие люди, населявшие Землю, ещё жили по
одним с ней законам и правилам, вся земная твердь делилась на
участки разного размера - доли или уделы. Их так потом стали
называть люди. В центре каждой доли росло свое главное дерево. От
него расходились лучами и кругами его дети и внуки. Под их ногами
подрастали правнуки и копошилась прочая мелкая дальняя родня —
кусты, травы, грибы. На них кормились звери и птицы. Так длилось
долго, очень долго. Люди поперву тоже жили в мире и ладу с
соседями. Потом только начали откармливаться и разрастаться так,
что одной доли роду перестало хватать. И пошёл род на род. Вырубить
главное дерево соседа почиталось за великий подвиг.
Великие исполины, многие из которых пережили не один ледниковый
период, срубались, падая с подсечённых корней и ломая ветвями
поросль младшей родни и соседей. Деловитые человечки расчленяли
тех, кто помнил Землю новой и чистой, чтобы обогреть холодными
ночами свои норы и пещеры. Потом стали ладить из мёртвых деревьев
дома, что защищали их от ветров и морозов. С тем, чтобы пристроить
что-нибудь себе на пользу, у человечества проблем не было никогда.
Ум людской — большой подлец, находил оправдания любым, даже самым
низким поступкам.