Он протянул мне банку, намекнув, что её удобнее поставить на
пол, чем держать в руках. Дал и пластырь, обычный, бактерицидный —
ленточку телесного цвета в таком же почти блистере, как и лезвие. И
напомнил, что рабочую поверхность ладони и пальцев лучше
поберечь.
Я примерился. Подумал, и примерился ещё раз. И третий тоже.
Как-то не было привычки самому себе нарочно руки резать. Правду
тогда сказал деду — не из тех я. Листья на веточках, казалось,
следили за моими движениями. Но не кровожадно-нетерпеливо, а,
скорее, с сочувствием. Испытать его со стороны дерева было
неожиданно.
Полоснув-таки по внешней стороне подушечки под большим пальцем
на левой руке, я протянул руку к банке. Боли почти не было — только
странное, чуть тянущее ощущение. Красные бусинки, похожие на мелкие
ягоды смородины на внешней стороне занавески, за которой я сегодня
ночевал, сыпались в воду неохотно, прилипая к коже. И рукой не
потрясёшь — полетят во все стороны, только испачкаюсь. На пятой или
шестой капле Алексеич сказал:
— Хорош, достаточно. Цвет, видишь, сменился? Залепи ранку. А
теперь бери и лей вон в углубление, только не спеши, не сразу всё.
Надо, чтоб всасываться успевало.
Я наклонил посудину надо «ртом» странного дерева. Листья,
казалось, стыдливо отворачивались. Тонкой струйкой влил розоватую
воду. И с растерянностью посмотрел на старика.
— Сядь на лавку и жди. Минут пять-семь пройти должно. Если
признает тебя Дуб — поймёшь сам, - он забрал банку и отошёл к той
самой скамейке напротив, убрав тару вниз, откуда и доставал.
Я уселся на доски, оказавшиеся гладкими и будто бы даже мягкими,
хотя такого быть, конечно, не могло. Прилепил на порез пластырь, к
своему удивлению попав с первого же раза — обычно клейкие хвостики
норовили слипнуться до того момента, пока белый лоскуток марли
окажется над ранкой. Прислонился к стене, которая словно дружески
обняла меня. Подивился этому неожиданному ощущению. И только хотел
было спросить дядю Митю, когда же заработает обещанное «поймёшь
сам», как оно началось.
Не знаю, с чем хотя бы примерно можно сравнить эти ощущения.
Будто берёшь в руку горбушку от батона и сразу же понимаешь, кто
его пёк, месил тесто, молол муку, вёз и сушил зерно, убирал и
растил пшеничку. И что росло на том поле до неё. Каждый год. Лет
триста примерно.