— Ярик, а ты скоро сегодня? Чапа как-то странно выглядит, не
заболела ли? - услышал я голос, который так любил.
Пирог, яблочный с корицей, та самая фирменная Катина шарлотка.
Вот он появляется из духовки, румяный и ароматный. Вот стоит на
подоконнике, остывая от жара. А вот руки неторопливо, по щепотке,
рассыпают на золотисто-кремовую поверхность какой-то чёрный
порошок. Едва заметные точки которого пропадают, будто всасываясь в
тесто. Руки заворачивают пирог в рушник, вышитый красными нитками.
И мы везём угощение моим родителям.
А вот и я. Сплю. Крепко. Дорожка слюны на щеке. Красная полоса
от подушки на ней же. Рот закрыт. Женская рука зажимает нос. Через
несколько секунд губы расходятся, а между ними другая рука
вставляет какую-то деревянную трубочку, сплошь покрытую странными
знаками, похожими не то на руны, не то на иероглифы. Бывшая дует в
трубку — и споры Чёрного Дерева попадают в спящего Ярика Змеева. А
он продолжает крепко спать. А я вижу, как в лёгких, скрытых кожей,
мышцами и рёбрами, начинает формироваться тёмный сгусток. Пятно
Тьмы.
Перед раскрытыми глазами начали проявляться контуры двора.
Первым прорезал небо колодезный журавль. Казалось, что его
шея-стрела указывала мне на что-то важное. Опустив взгляд, я увидел
на правом предплечье, там, куда кольнул чёрный ус, маленькую, со
спичечную головку размером, ранку. Из неё выползал извивающийся
отросток, маленький, миллиметра три-четыре, и толщиной чуть больше
волоса. Вслед за ним выступила ярко-алая, от солнца, что ли, капля
крови. И будто вскипела прямо на глазах — покрылась пузырьками,
словно кто-то капнул на неё перекиси. А росток, дёрнувшись
судорожно ещё пару раз, вспыхнул и замер. Осталось тающее в воздухе
облачко вонючего дыма. И серый пепел, растворившийся в красном
пятне. Тут же застывшем корочкой, как на старой ссадине.
— Опять Дуб не ошибся. Столько Яри я никогда ни в ком не видел.
Ты молодец, Яр! Ты победил! - Алексеич радостно хлопнул меня по
плечу.
А я продолжал сидеть не шевелясь, сглатывая злые ядовито-горькие
слёзы. Которые опять текли внутрь.
Обедали в горнице. Дед поставил на стол здоровенную сковороду
картошки с грибами, а рядом — миску густой настоящей сметаны. Всё
приготовление я пропустил — сидел на нижней ступеньке крыльца,
накрыв левой ладонью ту ссадину над правым запястьем. А перед
глазами снова и снова крутились образы, что я собрал из «памяти»
чёрного слизня. Теперь я знал, откуда берутся эти пятна Тьма. И как
различать их носителей. И тех, кто превращает обычных живых людей в
плодородный эмоциональный субстрат для полуразумных паразитов. Знал
и то, что симбионты будто объединены в общую сеть, вроде грибницы,
только нити мицелия были не физическими, а энергетическими. Знал,
что Чёрное Дерево почувствовало, как завял один из бесчисленного
множества его ростков. И что теперь будет искать и выяснять, где
это случилось и почему. Но сюда его слуги не доберутся.