Блямс! На пол со звоном полетела тарелка. Грязная. Моя.
— Не пойду замуж!
— Пойдешь!
Казимир умел орать не хуже меня. Только посуду не бил. И то
верно: на его заводе производилась. Цену людскому труду он
знал.
— Не посмеешь!
Дзынь! Еще одна тарелка.
— Посмею!
— Были бы живы родители, они бы никогда!
— Но их нет, а есть я. И ты будешь послушной!
Бряк! На столе еще много посуды.
В углу тихо всхлипнула Прося. Она к нашим скандалам привычная,
но все равно каждый раз пугается. Дура, не понимает, что ей же
работы меньше теперь: посуду мыть не нужно.
— Ненавижу тебя! — выплюнула я. — Из дома сбегу! Вон на Север!
Там к женщинам с уважением относятся! Деньги у меня есть и свои,
чай не нищенка. Проживу как-нибудь!
— Долго ли проживешь-то? — брат бил по-больному. — Ничего делать
не умеешь, магии совсем нет. Деньги-то закончатся, Оля. Говорю
тебе, замужем хорошо будет.
— Вот сам за Гальянова и выходи, — фыркнула я, разбивая со
звоном последнюю чашку. — А меня не трогай!
И выбежала с кухни, выхватив из рук Проси тарелку с пирожками. А
нечего этому деспоту жизнью наслаждаться! Я для него сама пирожки
пекла! С вишней! Ну как пекла, Прося тесто замесила и начинку мне
сделала, а я только лепила. Но все равно — собственными ручками
делала, порадовать желала. Хрен ему с лебедой, а не мои пирожки!
Сама съем лучше. И прекрасно: вот растолстею, стану уродливой, и
Гальянову нравится перестану.
Пирожки были вкусными. Книжка про трубадура и его дюжину невест
— веселой и интересной. И к ночи я уже совершенно успокоилась. Я,
наверное, Казимира не так поняла. Или он меня. Ну в самом деле, где
же это видано — невинных девиц замуж против воли выдавать!
Да, Демид Гальянов мне когда-то нравился, но это давным-давно
было. Я повзрослела, и вкусы мои поменялись. Теперь мне интересны
мужчины постарше. И чтобы не писанные красавцы. Для чего мужчине
красота? Чтобы за ним всякие легкомысленные особы увивались? Нет уж
спасибо, в паре одна должна быть красивой, а другой — умным,
добрым, внимательным. Все это я и скажу брату.
Он же меня любит. Не бывало такого, чтобы Казимир мне в чем-то
отказывал. Одни мы друг у друга. Мать умерла, когда меня рожала, а
отец погиб спустя три года. Я его и не помнила.
Хоть брат меня на пятнадцать лет старше, мы с ним всегда были
друзьями. Он меня вырастил, он же читал сказки на ночь и всегда
успокаивал во время грозы, которой я ужасно боялась. Он снимал меня
с дерева, вытаскивал из пруда, защищал от пауков и мышей. Не может
мой братец меня неволить, это просто глупость несусветная!