Хотен вернулся, достал меня из
кувшина и положил в нагрудный карман.
Квакать и предупреждать его о
заговоре бесполезно. Думаю, он и так знает, что его хотят
убить.
Если мы переживем этот день, я
заставлю его перетащить баню в хранилище покушений.
– Выводите, – приказал младший
царевич воинам, закованным с ног до головы в листовую броню, и
теперь я знаю почему.
Двор опустел, отряды стрелков заняли
места на галереях, опутывающих деревянный терем, словно клубок
ниток.
Тишину мертвенного полдня нарушил
лязг цепей и дикий рев. Двое воинов в железных доспехах с трудом
вели к бане рвущегося на свободу царя Тарнхолма, на голову которого
был предусмотрительно надет белый мешок.
На лбу Хотена выступила испарина,
когда он вошел следом за отцом в раскаленную баню и увидел, что
остался с ним один на один.
– Надеюсь, его покормили, – сказал
младший царевич, изучая взглядом хлипкий деревянный столб, к
которому приковали царя. – Что скажешь, жаба?
«Нам конец», – хотела квакнуть я и
вдруг уловила стук заколачиваемой досками входной двери.
***
– Вот теперь нам точно, конец, –
сказал царевич, не сводя взгляда с отца, который догадался убрать с
головы тряпку, чтобы лучше рассмотреть свою жертву, что означало
только одно: разум стал к нему возвращаться, как и дикий неутолимый
голод.
Царевича, казалось, совсем не
волновало то, что его живьем замуровали в бане, которая скоро
превратится в окровавленный могильник, или то, что ее вот-вот подожгут лучники
Здебора.
Все-таки незнание – это тоже
сила.
Сила творить глупости.
Вот чем он сейчас занят?
Внезапно Хотен начал что-то искать, и
этим чем-то оказалось ведро со студеной водой, которое он, видимо,
заранее спрятал под лавкой.
– Нам точно, конец, если ты
сваришься, жаба, – проворчал царевич и бесцеремонно швырнул меня в
ледяную бадью. – Не беспокойся, я вытерплю жар. Отец, надеюсь
тоже.
Услышав голос Хотена, безумец перевел
на него белесый невидящий взгляд и алчно клацнул зубами, бросившись
на источник звука.
За царевича я не беспокоилась, даже
царь Дробн меня не волновал, а вот деревянный столб, к которому он
был прикован – да.
Эта хлипкая деревяшка уже треснула в
двух местах, и если нас не убьет безумец или огонь, то это будет
крыша.
Вдруг Хотен зачерпнул из моего ведра
пригоршню воды, вымыл лицо и начал раздеваться. На пол упал
затертый плащ, дырявый кафтан, нательная рубаха, грязные сапоги и
вонючие обмотки.