Их страсть питала мои алтари не хуже,
чем кровь.
Только царю Дробну одежда была нужна
по другой причине – скрыть уродливые шрамы, оставшиеся на теле
после моровой порчи.
Сшить праздничную рубаху царь
приказал невестам (или помощникам) своих бестолковым сыновей,
добавив, что, если кто принесет ему саван, сам в нем к праотцам и
поплывет.
– Что же делать, старая? – спросил
царевич ведьму, окопавшуюся в его захламленном покое. – Шить и
ткать я не умею...
– А я при чем? – прошамкала в ответ
старуха. – Могу только крадник на иголку поставить, сынок. Поищи
кого другого.
– Может, купить или украсть рубаху? –
с сомнением произнес Хотен и покачал головой. – Во второй раз, как
с хлебом, не повезет. Кто ж знал, что мука была со спорыньей? Если
бы отец не болел моровой порчей, умер бы от горячки.
– Клин клином вышибают, огонь огнем
выжигают, – прошепелявила Шемаха и беззубо улыбнулась. – Видать,
угоден ты старому богу, раз тебя бережет.
– Лучше бы он помог одежду найти, –
мрачным тоном произнес Хотен и пододвинул ко мне ковш с засушенными
мухами, добытыми из колдовских запасов ведьмы.
О, Чернобог.
Судя по всему, мой пир уже
начался.
– Пойди-ка лучше прогуляйся, сынок.
Мешаешь зелье цедить, – недовольно буркнула Шемаха.
Хотен вздохнул, засунул меня в
нагрудный карман и вышел из покоя, заперев дверь.
И вдруг во тьме дворцового коридора
мелькнул кафтан царевича Мстивоя, быстро скрывшегося в закуте.
Убедившись, что никого больше нет,
Хотен пошел за ним следом и, осторожно открыв дверь, очутился в
пыльном чулане, заваленном березовыми метлами, деревянными кадками
и горами ветоши.
Другого выхода из комнатки не
было.
– Куда же он делся? – спросил меня
Хотен, и я раздраженно квакнула, чтобы он проверил подпол, но
царевич меня не услышал.
***
Вдруг меня начало клонить в сон.
Царевич завертелся на месте, словно
волк, пытающийся укусить себя за хвост, и рухнул камнем вниз в
огромный черный колодец,
который вел куда-то вглубь земли.
Неужели он упал в яму?
Вот же болван! Из-за него меня вырвало!
Внезапно я очутилась в сыром и
мрачном подземелье, выложенным огромными глянцевыми камнями,
сверкающими, как змеиная чешуя.
Потолок чертога терялся в темной выси,
а пол был покрыт толстым слоем мха.
Возле широкого прямоугольного колодца,
на дне которой я почему-то сидела, стоял задумчивый царевич
Здебор.