Разве что он всех их убил.
Меня затаскивают куда-то под землю. На лестнице скользко. Замок
сырой, поэтому с наступлением холодов ступеньки становятся
опасными. Я пару раз пугаюсь, не свернут ли мои сопровождающие шеи.
Может, они мне и не друзья, но зла я точно этим женщинам не желаю.
Я же не знаю, как сложилась их жизнь и почему они так себя
ведут.
Здесь холоднее. После обмывания кожа сразу мёрзнет, но я боюсь
жаловаться, а мою дрожь, похоже, считают страхом. Ещё несколько
коридоров, и меня затаскивают в комнату, которую я сперва принимаю
за темницу.
Внутри темно, но сухо, только узкое окошко под самым потолком.
Перед входом большой круглый стол, на котором лежат травы, камни,
скрученная в свитки бумага. Часть комнаты отделена книжными
шкафами, от пола до потолка, вдоль стен множество комодов и
разномастных сервантов, совершенно друг с другом не сочетающихся.
Будто их свозили сюда со всего края, не заботясь об интерьере.
Внутри множество баночек и коробочек с пыльными ярлычками.
– Илва, – зовёт одна из женщин. – Где ты?
– Здесь, – отзываются из темноты где-то за шкафом. – В чём
дело?
Слышится шуршание юбки, и к нам выходит высокая девушка с
длинными рыжими волосами. Уставшие серые глаза мажут по мне без
интереса и останавливаются на одной из сопровождавших меня
женщин.
– Проверь девку на невинность! Госпожа Эбба сомневается в её
непрочности.
– Хорошо, – безразлично пожимает та плечами. – Ждите за
дверью.
– Но мы…
– Хотите, чтобы она перед свадьбой в обморок грохнулась? –
поднимает бровь Илва. – Не думаю, что господин будет сильно
рад.
Немного потоптавшись и поворчав, женщины всё же выходят, а
хозяйка комнаты вздыхает и манит меня за собой.
Оказывается, здесь есть ещё два помещения. В самой дальней части
располагается узкая кровать, над ней несколько полок, на которых
стоят светящиеся банки с непонятным содержимым и платяной шкаф. Мы
остаёмся в комнатке, которую я принимаю за кухню. Здесь есть камин,
перед которым висит котелок для приготовления еды или снадобий,
дровница и обеденный стол, на который мне и указывает Илва. Под
потолком сушатся пучки трав.
Тихо опускаюсь на один из двух стульев, всё ещё приходя в себя и
пытаясь понять, что мне теперь делать. Идея настигает быстро, ведь
терять мне уже нечего. Обречённые на смерть в принципе перестают
чего-либо бояться.