— Не нужно, — она наконец подняла глаза, и я увидел в них боль
пополам с гневом. — Завтра я подаю на увольнение. Я надеюсь больше
никогда не видеть вас. Никогда в этой жизни.
Она быстро вышла, оставив после себя легкий аромат духов и
тяжесть в груди.
— Простите, Леонид Иванович, — Пирогов появился в дверях. — Я не
знаю, что с ней стряслось. Она у нас лучший специалист по
технической документации.
— Ничего, Николай Александрович, — я через силу улыбнулся. — Вы
же слышали - она уезжает. Так что давайте вернемся к делам. Что там
у вас по мартеновскому цеху?
За окнами темнело. В цехах зажигались огни. Где-то гудел
паровоз, увозивший первую партию военного заказа. Когда я закончил
совещание и остался один, то долго стоял у доски, глядя на схемы,
начертанные знакомым изящным почерком.
Через два дня вечерняя Ходынка встретила меня тишиной и запахом
свежескошенной травы. Закатное солнце золотило крылья учебных
«Авро» на дальней стоянке.
Все это время я безуспешно пытался увидеться с Анной. Она не
отвечала на звонки, не приходила на технические совещания,
передавая документы через помощников.
И вот сегодня Мышкин доложил. Она будет в аэроклубе, последний
тренировочный полет перед увольнением.
Я увидел ее силуэт возле ангара. Анна стояла спиной ко мне, в
кожаной летной куртке, рассматривая что-то в планшете с полетными
картами.
— Анна Сергеевна...
Она вздрогнула, но не обернулась:
— Я просила больше не искать встреч.
— Выслушайте меня. Всего пять минут.
— Зачем? — она наконец повернулась, и я увидел, как окаменело ее
лицо. — Чтобы объяснить, как ловко вы использовали мое увлечение
авиацией? Как через меня получали информацию о «Сталь-тресте»?
Ловко, очень ловко. Какая же я дура, что поверила вам.
— Все не так...
— А как? — в ее голосе зазвенела ярость. — Может, расскажете,
как специально подстроили нашу «случайную» встречу? Как изображали
интерес к полетам? Как...
Она осеклась, сжав губы в тонкую линию.
— Да, я использовал информацию, — я шагнул ближе. — Но мои
чувства к тебе были настоящими. И сейчас...
— Не надо! — она выставила ладонь, словно защищаясь. — Я не хочу
больше слышать ни слова. Ты... — она с горечью усмехнулась и снова
перешла на «ты». — Ты даже имя мне свое настоящее не назвал.
— Анна...
— Знаешь, что самое обидное? — она подняла на меня потемневшие
глаза. — Я ведь действительно верила тебе. Когда ты говорил о небе,
о мечтах, о будущем... Верила, как никому на свете. А оказалось,
что это просто часть большой игры.