— Не признал ты меня, воин? — с усмешкой спросила…
Кто? Кого я должен был узнать? Если какая княгиня, так одежда на
ней была бы иной. А еще крест… Женщине передали полуметровый крест,
он был в золоте, с драгоценными камнями, наверняка тяжелый, но в
руках на вид хрупкой женщины, тяжесть предмета стиралась.
— Не признал, матушка, — сказал я, теряясь, как именно
обращаться к этой даме в монашеском одеянии.
— Аль не слыхал ты обо мне, вьюнош? — спросила женщина, все же
настаивая на том, чтобы я назвал ее имя.
И как относиться к тому, что меня назвали юношей? От мужика
такое обращение терпеть нельзя, я, как-никак, но глава
могущественной организации. Да я уже отец!
— Не серчай, воевода, для меня ты вьюнош ибо не ты так уж сильно
молод, но я сильно стара, — женщина улыбнулась.
И от этой улыбки повеяло какой-то теплотой, я бы даже сказал…
святостью, прости Господи. Так и было, будто от матери шла
любовь.
— Матушка, так кто ты? — спросил я после некоторой паузы.
— Ефросинья я, порой Полоцкой матушкой кличут, — представилась
женщина.
Я поклонился в пояс. И этот поклон никак не мог быть расценен,
как-то, что я роняю честь. Ефросинья Полоцкая была той, кого еще
при жизни считали, если не святой, то праведной женщиной. Она,
внучка славного полоцкого князя Всеслава Брячиславовича, не только
имела серьезный вес в церкви, но влияла на принятие решений в
политике. То, что ее в иной реальности канонизировали, я знал, но
то, что она заинтересуется Братством, не подумал. А нужно было и
подумать.
Зачем, по сути, она мне нужна? Как я считал ранее, так и
незачем. Этот мир мужской, а со всеми важнейшими мужами я не просто
знаком, я уже повязан рядом обязательств и договоренностей. Но она
тут, и мне, конечно, интересно, зачем. Не связано ли это с
противостоянием между братьями-Юрьевичами? Если так, и митрополит
посылает свой «примеритель», то нужно внимательнее отнестись к
делегации самой влиятельной из ныне живущих женщин, наверное, так и
есть.
— Матушка, а чем вызван ваш приезд? — спросил я.
— А, что воевода, прогонишь? — усмехнулась Ефросинья, а ее
телохранители напряглись и полезли правыми руками под рясу, явно не
для того, чтобы почесать себе пузико.
— Оставьте нас! — повелительным голосом сказала женщина, и все
ее окружение попятилось назад.